Ave commune!

Чистая ярость и жестокость, лишённая подогрева в виде зависти или иного мотиватора, стала бичом народа Директории. Люди не могут свободно мыслить, не способны помышлять без думы о вечном воздаянии тем, кто не разделяет их идеологию, ибо их сознание наполнено стремлением карать любого, кто не исповедует пути коммунизма.

«Ненависть… чистая и неописуемая», – подумал Давиан, вспоминая о людях, которые построили мир абсолютного равенства.

Их умы наполнены злобой и жестокостью, а в мыслях всегда есть мотив кары, ибо народ Директории подобен ястребу, который летает над вольнодумцами и в любой момент готов спикировать и порвать в клочья бедняг. И это тоже приводит к несвободе, подчинению господину, чья суть – дух жестокосердия, ибо люди лишены свободного взгляда на мир, каждый партиец анализу – свой или чужой, каждое его словол может стать предлогом для выплескивания «праведной» ненависти.

Такой народ благо для Партии, ибо она – априори «своя», а значит, её нужно слушать и для неё, во имя её посвящать приступы гнева и исполнять её повеления касательно уничтожения «чужеродных и антинародных» элементов.

«И… чем себя оградить от… этого?» – возник вопрос внутри юноши и ответ пришёл словами, явившимся из памяти с одного из уроков, данных монахами, ещё в Схоле – «очистим себя милосердием, отрем сим прекрасным злаком нечистоты и скверны душевные, и убелимся, одни, как волна, другие, как снег, по мере благосердия нашего» 15].

И действительно, только милосердием можно разрушить диктат яростной страсти, только любовью к человеку, может разрушить порочную власть Великой Коммунистической Партии над народом Директории. Будет ли милосердный исполнять постулат – гневаться и преследовать предателя коммунизма? Станет ли человек, преисполненный человеколюбием, слушать партию и безумный народ, который в один ревущий голос провозглашают – «уничтожь антикоммуниста и всякого антинародника». Если бы люди Директории смотрели на тех, кто не преследует цели коммунизма, без гнева, то и Партия не усеяла бы в своей власти, ибо в ней надобности не стало бы, однако, сохранилась бы тогда страна? Конечно, нет, подобно тому как будет разрушена идейная тюрьма, если её заключённые перестанут исполнять начертанное требованием режима, искоренят из себя пленяющие страсти, суть которых оковы и решётки.

Давиан выпрямляется. Его одолевает желание лечь и отдохнуть, но этого делать нельзя. Он с болью в спине и ногах продолжает медленный бег, прорывая море снега, рвясь сквозь метель и идти неустанно.

Впереди, в нескольких сотнях метрах полыхают останки самолёта, догорают его металлический остов, пожираемый огнём и дарующий тепло, какое сейчас нужно Давиану, чтобы выжить.

По колено в снегу, который постоянно липнет к одежде, ощущая болезненную слабость, юноша пробирается, тихо приговариваю:

– Боже, помоги.

Ересь. Ложное учение с самого начала окружала Давиана, и он это понял только в тот момент, когда его друга обращали в равенство. И именно обман, ловко прикрытый первоначальной радостью и взращиванием гордыни, стала шестым кругом, через который парень прошёл в этом мире победившей власти народа.

Нормально, когда человек помогает человеку, независимо от идей и воззрений. Коммунизм, очищенный от моральной шелухи, учит людей, что нужно нести смерть всем не исповедующим эту идею, ибо они враги народа.

Всякая ересь стремится убить нормальное человеческое существование и подменить его навязчивой и порой даже безумной идеей. Коммунизм это воплощает в себе в полной мере, явившись апофеозом в Директории Коммун.

Полуправды и ложь коммунизма суть ересь, ложное учение для человека, которое только и умеет, что говорить слогами измышления и обмана, однако ради чего безумным гением был насаждён рассадник идеологического терновника?

Давиан помнит, как духовенство Империал Экклесиас говорило, что ересь этой идеи может отвратить человека от Источника Жизни, что пути коммунизма обещают человеку построить рай без Бога, где лавным божеством станет общество, народ.

Насилие и кровожадность, народное разбойничество, облечённую в форму социальной правильности, сменили думы парня, давая ему вспомнить аспекты и сущность следующего сектора тюрьмы, который раскрыт в словах, который множество и множество раз были сказаны людям иерархами Директории:

«…провести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев; сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города[16]».

Давиан вспоминает, сколько крови пролито ради народных прихотей. Казни и пытки стали обычным делом, массовые убийства «идейных отступников» это не просто средство к поддержанию жизнеспособности страны, но её сущность, а один из естественных элементов,