Аватары тьмы

Несколько дней ушло на то, чтобы растеребить их и заставить понять, что тут, в «киселе», есть кто-то ещё. Понятие «день», правда, было весьма приблизительным и исключительно субъективным, ибо здесь не существовало ничего, что указывало бы на смену времён суток или года, да и было ли оно тут вообще — время? Может, и нет, но субъективное ощущение безвозвратно уходящих минут у Андрея осталось.

Минуты складывались в часы, часы в дни, а бестелесные создания так и продолжали висеть в «киселе», не в состоянии понять, кто они есть, и почувствовать что-то, кроме присутствия рядом Андрея. Он оказался единственным, кто мог здесь перемещаться и помнил, как жил на Земле. У остальных не было ни привязанностей, ни целей, ни воспоминаний. Это и жизнью-то можно было считать только с огромной натяжкой!..

Но всё изменилось, когда, недели через две, Андрей, в поисках выхода из этого удручающего места, обнаружил в некоторых местах «киселя» щели — чёрные провалы, в которых клубилась подвижная тьма. Решив, что терять ему — кроме жуткой скуки, изматывающей разум не хуже любой не решаемой головоломки, — нечего, Андрей сунулся в черноту, надеясь пройти насквозь и оказаться в каком-нибудь другом мире. Но манёвр не удался: клубящаяся тьма прогибалась внутрь, словно мягкая резина, давая двигаться вглубь щели до тех пор, пока позволяло «натяжение». Насколько далеко — неизвестно, однако достаточно, чтобы внезапно почувствовать на другом конце… Земную жизнь! Да, она точно была там, с другой стороны щели! Его мир, мир, где ствол знакомого с детства дерева вдруг взорвался радужными искрами, отправив Андрея прямо сюда, в чёртов «кисель» с бездумно висевшими в нём клочками человеческих сознаний.

«Изнанка! — горестно подумал тогда Андрей. — Вот куда я провалился! На изнанку Земного мира…»

* * *

Вера открыла глаза: обшарпанный низкий потолок, в углу свисает отслоившаяся, пожелтевшая краска, замызганные старые обои с жуткими розовыми цветочками — комнатка была маленькой, кровать — жёсткой и старой, судя по тому, как жалобно она скрипнула, когда Вера села. Её светак болтался совсем рядом с телом и вид имел, прямо сказать, странный. Слишком блестящий, перенасыщенный цветами и будто уплотнённый, он совершенно не соответствовал её самочувствию. Веру одолевала слабость, чуть кружилась голова, а в груди немного пекло. Однако опасности для здоровья не было и дышалось легко. За стенкой послышался шорох.

— Антон?!

— Проснулась? — спросил из-за стенки знакомый голос.

— Где мы?

— На съёмной квартире, — ответил Шигорин, заходя в комнату, на боку сквозь футболку топорщился бинт. — Надеюсь, о ней никому не известно. Во всяком случае, пока.

— Ты ранен?

— Да ерунда, ничего серьёзного, важные органы не задеты.

— Но это же всё равно опасно, тебе надо в больницу!

— О-о-о, да ты, похоже, совсем забыла, кто я, — улыбнулся закройщик.

— Ах да… чёрт, я и правда немного… — Вера потёрла лоб.

— Как твоя рука? Не болит?

— Нет, — только сейчас вспомнив, как её будто горячим пером задело, Вера осмотрела правое плечо и, осторожно потрогав засохшую корку, сказала: — Царапина уже затянулась.

— Ты молодец! Быть бы нам уже трупами, если б не ты.

Воспоминания об уничтожении чужих светаков заставили Веру вздрогнуть и закашляться.

Антон подал ей стакан воды:

— Вот! Попей.

— Господи… — сдавленно прошептала Вера, с трудом сделав несколько глотков.

— Что с тобой, плохо? — с беспокойством спросил он, ставя стакан на прикроватную тумбочку.

— Я их убила, — тихо проговорила Вера. — Понимаешь? Убила!

— У тебя не было выбора, — ответил закройщик с кислым лицом человека, вынужденного объяснять прописные истины.

Вера вспомнила, как её светак выстрелил ярко-красным протуберанцем, самый край которого уже подёрнулся чёрным.

— Да, наверное, но… я… мне… — она закусила губу и нахмурилась, потом подняла глаза на Шигорина и выпалила: — Я себя не контролировала, убивала, и мне это нравилось!

— Природа! — пожал плечами Антон. — Горячка боя, гормоны, адреналин… Ты жизнь свою защищала. Это было правильно!

— Два человека… может, у них были дети, я даже не посмо…

— Я тоже убил двоих, — перебил её Шигорин таким голосом, будто речь шла о тараканах. — Есть хочешь? Можно яичницу пожарить. Ещё есть печенье. И чай.

— Я видела только одного, — словно не слыша вопроса про еду, сказала Вера.

— Это в лаборатории, — терпеливо объяснил закройщик. — Второй прятался в ателье, я прикончил его, когда проверял выход на улицу, чтобы отнести тебя к машине! Помнишь, в соседней комнате женщина сидела, Алина Георгиевна?

Вера кивнула.

— Они ударили её прикладом по лицу. И только потом застрелили. Мирная женщина, безоружная… Кто-то из них выбил ей зубы, понятно? — не дождавшись ответа, Антон, схватил Веру за левую руку и рванул вверх, ставя на ноги. — Я спрашиваю тебя: понятно?

— Да! — взвизгнула она, шарахнувшись в сторону, но пальцы закройщика клещами впились в локоть, удержав на месте. — Пусти, больно!

Он разжал руку, и Вера, не устояв на ногах, плюхнулась на кровать:

— Зачем?

— Затем, что хватит! Хочешь выжить, не жалей! Ни их не жалей, ни себя!