Аватары тьмы

Внутренности сдавило, будто в тисках, поток несущегося навстречу воздуха бил в лицо, мешая смотреть, но Индукина волновало только одно. «Митя!» — отец вытянул шею, стремясь разглядеть среди роившихся внизу «светлячков» знакомые проблески светотени сына, такой, какой она была ещё до этой страшной болезни, разрывавшей цвета глубокой тёмной вмятиной.

Чёрный блестящий клюв приблизил трепыхавшегося «червячка» к одной из голов, и она замерла, рассматривая добычу. Бешеный ветер стих, и на пойманное существо уставился огромный и выпуклый, словно видимый через гигантскую лупу, глаз — внутри чёрного зрачка горело ровное, словно из сопла газового резака, синевато-оранжевое пламя. Виктору показалось, оно проникло ему прямо в душу и прошило её насквозь, достав до самых потаённых уголков существа.

— Зря ищешь, — прикрутив «газовый резак», прогудел многослойный, необычайно слаженный хор. — Твоего сына здесь давно уже нет.

— Что?! — только и сумел выговорить Индукин, едва пламя оставило его в покое.

— Твой сын Митя — он умер несколько месяцев назад.

— Нет, неправда! Я только что был в больнице…

— Ты был не в больнице, — перебил его хор.

— В больнице! — упрямо возразил Виктор.

— Нет, ты был между вашим миром и кругом самоубийц.

— Кругом самоубийц?! — в памяти внезапно всплыло, как он видел самого себя, заходящего в больничный бокс.

— Самоубийцы не могут больше жить, но и уйти по положенному мёртвым людям пути — тоже не в состоянии. Они зацикливаются в вечном круге переживаний, связанных с суицидом.

— Но я же… как? я что… убил себя?!

— Ещё нет, но уже находился в процессе.

Лысорь снова прожёг его «автогеном», и Виктор всё вспомнил: водку, угар, таблетки.

— Ситуация сложилась двойственная: ты почти убил себя, хоть сознательно и не принимал такого решения. Вот эта бессознательность твоих действий и ещё особые способности, которых нет у других, позволили тебе ещё до смерти увидеть круг самоубийц, а потом и высунуться сюда.

— Значит, я всё ещё не умер?..

— Нет. Мы сумели тебя выдернуть.

— Зачем? — Виктор опустил взгляд туда, где тысячи клювов невозмутимо продолжали своё дело. — Распотрошить?

— Можно и распотрошить, — согласился лысорь. — Но мы пока подождём, ибо ты — первая — как вы сами себя называете — «лампочка», которая нам попалась, да ещё и живой, открыв любопытные стороны вашего мира. Благодаря тебе мы только что узнали и о круге самоубийц, и о регулярно проскакивающих мимо нас подобных тебе «лампочках»… Всё это открывает весьма интересные перспективы, ты не находишь?

Индукин силился сообразить, что ответить, но потрясение от сказанного монстром будто туманом окутало мысли, лишив их ясности.

Лысорь снова приблизил его к огромному глазу, в котором чуть ярче вспыхнул факел «газового резака», и расхохотался:

— Слабенький интеллект червячка… не в состоянии объять необъятное.

— Где Митя? — сумел наконец выдавить из себя Виктор.

— Митя твой давно уже проследовал дальше. Отдав нам всё накопленное, разумеется.

— Твари! сволочи! мрази!

— Ну-ну, ты не в том положении, чтобы буянить.

Лысорь задрал клюв вверх, и вокруг Индукина сразу же засвистал ветер, пытаясь утянуть в открывшееся над головой серое отверстие трубы.

— Мы можем отпустить тебя. Прямо сейчас. Ты умрёшь и отправишься в свой персональный ад — ты его видел. Только «кино» — не то же самое, что присутствие, и заглянуть за экран, как сейчас, тебе уже не удастся. Желаешь?

Монстр чуть ослабил хватку, и Виктора стало с такой бешеной силой тянуть наверх, что пришлось изо всех сил вцепиться в клюв, чтобы удержаться.

— Нет!

— Мы так и думали, — хором прогудел лысорь, возвращая незадачливую «лампочку» в зону, куда не доставал ветер.

Выругавшись по матери, Индукин отлепился от острого края клюва:

— Ну, и чего же вы хотите?

— О! Много! Много чего! — рассмеялся монстр. — Но это так… вообще, в принципе… От тебя же мы требуем сущую ерунду: стать нашим «пером».

— Пером?.. я не понимаю…

— Проводником, окном, линией связи — вот весьма грубые, но при этом наиболее близкие твоему ограниченному сознанию аналогии с тем, чего мы от тебя хотим.

— В смысле? — обалдело пролепетал Виктор, чувствуя, как, несмотря на отсутствие тела, у него жестоко скручивает живот.

— Ты так испугался, словно мы собираемся выстлать твоими костями дорогу на Землю, — снова расхохотался лысорь.

— А вы не собираетесь?..

Смех резко оборвался.

— Слушай, с тобой, конечно, весело, — абсолютно лишённым всякого веселья тоном прогудел хор монстра, — но если ты будешь каждый раз вот так занудно переспрашивать, мы потеряем терпение и просто тебя сожрём.

Виктор молча таращился в «автоген» глаза, опасаясь что-либо спрашивать.