Аватары тьмы

— Иван Игнатьевич! — взвизгнула Вера, уставившись на него вытаращенными глазами, словно у него за спиной прямо из шкафа выскочил маньяк и уже замахнулся топором, готовый разрубить следователю череп.

— Перезвоню, — бросил Васильков в трубку и, нажав отбой, быстро спросил: — В чём дело?

— Вам срочно надо к врачу, у вас сердце вот-вот не выдержит! Пожалуйста, езжайте в больницу, скажите, пусть сердце проверят!

— Давайте-ка ваш пропуск, — следователь снова сел за стол.

— Но я не шучу и не выдумываю, я это видела, так же ясно, как и про вашего сы… — Вера осеклась, встретившись с Иваном Игнатьевичем взглядом. — Извините, я не буду больше упоминать, но вы должны мне поверить! Если вы не поедете в больницу, вы умрёте!

— Ну хватит! — он подписал пропуск и сунул его девушке прямо в руку. — Идите уже, гражданка Острожская, домой! всего доброго!

В отчаянии от того, что он ей не верит, Вера снова совместила светаки. Стараясь не задеть красный, с пока ещё тонким, но расширявшимся — хоть и медленно-медленно, но всё же! — чёрным ореолом, протуберанец, она стала искать что-нибудь, что могло бы убедить Василькова, и выпалила о первом, что попалось ей на глаза:

— Вчера вы повредили большой палец левой ноги возле ногтя, но всё пройдёт, это ерунда, а вот сердце!

— Вы и так отняли у меня массу времени! — разозлился следователь. — Не вынуждайте выводить вас насильно.

— Да-да, я уже ухожу, — Вера поднялась и пошла к выходу. — Спасибо за приём.

Дверь в кабинет снова открылась, и на этот раз Васильков впустил вошедшего, коротко бросив:

— Заходи.

На пороге Вера обернулась:

— Пожалуйста! Это очень серьёзно!

— Да понял я, понял! — гаркнул следователь.

Что-то в его голосе успокоило Веру.

— До свидания! — она вышла и, закрыла за собой дверь.

— А чего серьёзно-то, Иван Игнатьевич? — спросил пришедший к следователю опер.

— Да так… не бери в голову, — проворчал тот.

Вчера он забыл взять в ванную очки и сослепу отхватил с мясом — так что кровь пошла — цеплявшийся за всё ноготь на большом пальце левой ноги: касаться им ботинка до сих пор было больно. Об этом глупом и незначительном инциденте Васильков, конечно же, не сказал никому, даже жене.

Глава 3. Плотный контакт

Около десяти лет назад (2008 — 2009 годы)

До того, как в двенадцать лет встретить учителя, Андрей кочевал по детдомам, откуда сбегал, кажется, раз двадцать, — сколько точно, он уже счёт потерял… Просто делал это при любой возможности, жил этим, ежедневно, ежечасно ловя момент для побега. Это было гораздо увлекательнее, чем сидеть в ненавистном детдоме в ожидании, что однажды вдруг заявятся мама с папой и скажут: «Здравствуй, дорогой наш любимый сынок, как долго мы тебя искали!» и заберут домой. В отличие от большинства детей, Андрей о таком никогда не мечтал. И вовсе не потому, что рос циничным испорченным хулиганом, который уже с малолетства не способен верить в хорошее и глубоко разочаровался во всех взрослых. Нет, Андрей на самом деле был тем ещё мечтателем! Только кому же интересно фантазировать о заведомо несбыточном? Ведь родители не потеряли его случайно, не забыли в супермаркете и не были алкоголиками, которые потом могли завязать с пьянством, раскаяться и отыскать своего мальчика. Нет. Родители Андрея умерли, и он знал это совершенно точно. Видел, осязал, понимал — трудно подобрать слово для описания той, будто обрезанной ножом, кровной связи, состояние которой он чувствовал так же ясно, как болячку на сбитой коленке. И не только у себя.

Про других детей Андрей тоже мог точно сказать, живы их родители или нет. У большинства, кстати, хотя бы один ближайший предок определённо был жив, однако, несмотря на это, настоящая связь с ним у потомка отсутствовала. Не была обрезана, как в случае смерти родителя, а просто засохла, сгнила или даже рассыпалась в пыль. Да, Андрей видел много уничтоженных кровных связей, но никогда не говорил об этом их обладателям, потому что знал: нельзя возродить исчезнувшее. Глупо ждать и надеяться, что твоя биологическая мать вдруг найдётся, если ты для неё давно уже ничего не значишь, и она о тебе даже не помнит. К тем, у кого связь была, пусть даже очень слабая и тонкая, родаки приходили. Пусть изредка, по выходным или вообще раз в год, но обязательно появлялись. А остальным лучше было считать, что и мать и отец умерли.

Как у Андрея. Тогда не терзаешься тупым ожиданием и можешь сам распоряжаться собственной жизнью. Вот он и распоряжался. Пытался, вернее, снова и снова. И хотя, в конечном итоге, всё равно всегда попадался, желание хотя бы ненадолго обрести полную свободу не пропадало в нём никогда. Просто он видел, что работавшим в детдомах чужим взрослым на самом деле нет до него никакого дела, и не понимал, почему должен именно их слушаться. Их контроль раздражал, да так, что терпеть невозможно…