Он дернулся к ней, но Эмили перенацелила револьвер на каталку и глухо промолвила:
– Еще один стэп, и я ее убью.
Вадима из холода кинуло в жар. Он готов был поставить на кон собственную жизнь и, если не повезет, погибнуть. Но погубить Аннеке?..
– Если ты в нее выстрелишь, тебе конец, – пообещал он. – Зэ энд. Я задушу тебя голыми руками, сверну шею, загрызу… Тебе не жить!
В зрачках Эмили сверкнуло любопытство. Она никогда еще не слышала от него ничего подобного. А он воспользовался заминкой и отчаянно поддал ногой снизу по ее локтю. Выбить револьвер удалось – тот отлетел за каталку.
Вадим протянул пятерню, чтобы схватить Эмили за горло, но был обезоружен ее кротким, по-детски невинным взглядом.
– Я тебя люблю, – сказала она то, что в настоящей ситуации прозвучало совершенно дисгармонично. – Но ты любишь эту бедную девочку. Я не стала бы в нее стрелять. Если бы я ее убила, это причинило бы тебе невыносимую боль. А тому, кого любишь, нельзя делать больно. Дай мне слово, что ты никому не расскажешь о том, что увидел и услышал здесь, и мы расстанемся. Забирай свою лопарку и уходи.
Так просто? Вадим не верил своим ушам. А Эмили протянула ему руку в знак примирения.
– Не трогай!
Кто это сказал? Вадим инстинктивно отдернулся от Эмили. Она разом утратила кротость, с хищным оскалом подалась к нему, и он заметил у нее на ладони что-то маленькое, игольчатое. Понял: это рукопожатие стало бы последним в его жизни. А потом она перетащила бы его труп в морг, вложила в руку револьвер и убедила бы всех, что гражданин Арсеньев застрелил анатома Гловского, после чего скончался от апоплексии. Воображения у нее хватит.
Вадим метнулся к упавшему револьверу, но Эмили устремилась к каталке, на которой Аннеке – невероятно! – уже не лежала, а полусидела, опершись на подушку. Эмили занесла над ней ладонь со смертоносной колючкой, однако Вадим ткнул каталку пяткой в колесо, и она отъехала в другой конец подвала, врезавшись в шкаф. Загремели банки, послышался звон разбитого стекла.
– Ноу!
Эмили сорвалась с места, пытаясь спасти сосуды с бесценным содержимым. Вадим не стал мешкать, схватил револьвер и выпустил в нее весь барабан.
Она зашаталась, бессознательно ухватилась за ручку дверцы с номером 13, повисла на ней. Шкаф, и без того раскачанный, окончательно утратил устойчивость и всей своей массой опрокинулся на Эмили, подмяв ее под себя. Банки вывалились из ниш, покатились по полу, выплескивая чудо-раствор и склизкие сгустки.
Вадим успел подхватить Аннеке, сдернуть с ложа и отскочить с ней вбок. Когда раскололась последняя банка и все стихло, он пересохшими губами коснулся бескровных губ любимой и прошептал:
– Все! Авалон исчез в волнах, но мы с тобой спаслись…
Заключение
Едва отгремел погребальный салют по Дзержинскому, его преемник был приглашен в Кремль. Там, в просторном – на полтораста квадратных метров – кабинете с пятью окнами, прохаживался возле стола моложавый осетин, который держал английскую курительную трубку и всыпал в нее табак из переломленной пополам папиросы.
– Присаживайся, Вячэслав Рудольфович, – произнес он с мягким кавказским акцентом. – Докладывай по сущэству.
Менжинский подрастерялся. Он догадывался, по какому вопросу его вызвали, но не имел понятия, о чем докладывать, поскольку все перипетии «ленинградско-московского заговора» были изложены им накануне в сорокастраничном докладе. Этот доклад лежал сейчас между пепельницей и стаканом чая и был, судя по чернильным пометкам на верхнем листе, внимательнейше изучен.
Хозяин кабинета почувствовал замешательство Вячеслава Рудольфовича и подсказал нужное направление разговора:
– Вот ты человэк образованный, унивэрситет окончил… Скажи: развэ возможно из головы в голову мозги пэресадить?
Менжинский откашлялся, заговорил с осторожностью:
– Товарищ генеральный секретарь, я консультировался с ведущими учеными. Они утверждают, что это перспектива весьма отдаленная. Лет сто, двести… не меньше.
– Так и сказали? – Над трубкой воскурился дымок, закачался синеватым облачком. – Ну, это, как говорится, бабка надвоэ… Ладно, нэ будэм гадать на кофейной гуще. Мэня больше другое интэрэсует: сможете ли вы у себя в управлении доказать причастность к заговору молодчиков из левой оппозиции?
Этого вопроса Менжинский ждал, ответ заготовил заранее, но на всякий случай заговорил еще осторожнее, взвешивая каждое слово:
– По моему мнению, найти веские доказательства будет крайне затруднительно. Непосредственных заговорщиков в живых не осталось. Все выводы строятся на косвенных уликах и на показаниях этого… Арсеньева. А у него за плечами клиника для помешанных, бздура песья! Извините, сорвалось…
– Ничего, продолжай.
– Если всплывет, что мы возводим обвинения на таком сомнительном фундаменте, то оппозиция может использовать это против нас.
Генсек погладил прокуренные усы, кивнул, соглашаясь.