Читаем Авалон полностью

– Вот для чего он вам понадобился! Делал для вас манекены, а вы на них проверяли, созрели ли ваши р-рабы для смертоубийственных дел.

– Может, и так… Теперь и ваша очередь, милейший.

Вадим старался выглядеть серьезным, но его поневоле разобрал смех.

– Послушайте! Мне известно, что вы задумали. Но ничего у вас не получится. Я не стану его убивать. Это же глупость!

Тюкавин, храня молчание, усмешливо искривил уголки рта, и в его руке появился есенинский портсигар.

– Глупость? Опрометчивое суждение, сударь, весьма опрометчивое…

Отщелкнулась крышка, задребезжал «Авалон». Вадим был к этому готов. Не требовалось иметь семи пядей во лбу, чтобы догадаться, чего ожидает Тюкавин. Только б не переиграть.

– Со мной эта уловка не пройдет! – начал Вадим браво. – Я вам не Мейер Зайдер. Я…

Он замолчал и по-лошажьи всхрапнул, точно захлебнулся собственными словами. Постарался придать своему взгляду оловянности (подсмотрел у желтоволосого) и медленно потянулся к торчавшему из чурбака топору.

– Та-ак, та-ак! – протянул Тюкавин одобряюще. – Меньше говорильни, больше работы. Смелее!

Коротенький перезвон закончился, но – клац! клац! – опущенная и вновь поднятая крышка перезапустила его. Вадим, как пришпоренный, задвигался быстрее, выдернул засевший в древесных волокнах топор и занес его над головой. В дровяник, позвякивая, втянулась цепь с приклепанной к ней гирей. Тюкавин на всякий случай отодвинулся, но его опасения были напрасны. Вадим, не помня себя, разрубил восковую голову от надетой на нее чекистской фуражки до вылепленного волосок к волоску клинышка. Внутри обнаружился проволочный каркас, он был сокрушен следующим ударом. Не удовлетворившись этим, Вадим, подобно античному гунну, крушащему произведение искусства, принялся сечь наотмашь задрапированные шинелью плечи, грудь, все, что располагалось понизу, вплоть до сапог, натянутых на ноги скульптуры. Топор с чавканьем входил в вязкий материал и натужно из него выпрастывался. Вадим не замечал ничего – рубил и рубил, вкладывая в заплечные махи всю свою силу, не растраченную за недели сидения взаперти.

Когда статуя превратилась в безобразные шматы воска пополам с лоскутьями ткани и яловой кожи, Тюкавин захлопнул портсигар, и бродвейский концерт прекратился. Вадим помнил, что действие звукового опиума проходит не сразу, поэтому еще минут пять усердствовал, доканчивая приготовление окрошки из всего, что подворачивалось под руку. Измельчению подверглись березовые чурки, сучья, валявшиеся на присыпанном стружкой полу, затем топор врубился в цепь в нескольких вершках от гири.

– Ну, довольно, довольно! – прикрикнул Тюкавин. – На сегодня все!

Вадим, хрипло дыша, опустил руку с топором, осоловело посмотрел кругом.

– Что это было? – Он шаркнул ногой и, дрожа, отступил от нарубленной массы. – Кто это сделал?..

– Вы, голубь мой, вы! – Тюкавин светился от радости. – Собственной персоной. И кто из нас после этого прав?

– Как вы меня заставили? Это немыслимо… Музыка, фильм про первобытный мир… Неужели с их помощью можно сделать человека управляемым?

– Еще как! Двадцать пятый кадр, технология будущего. Пока что она известна лишь мне и… Впрочем, для вас это неважно.

Он пресек рвавшиеся наружу разъяснения, посчитав, что пленник и так узнал больше, чем ему следовало. Но, как гласит древняя пословица, умному достаточно. Вадим, технически подкованный, прочитавший сотни книг и научно-популярных журналов, был осведомлен о том, что кадры кинопленки должны проходить перед глазами с определенной частотой, чтобы создалось ощущение непрерывного, без скачков, движения. Припомнились вклейки, виденные им в лентах, которые нашлись в комнате Самсонова. Скульптор не только лепил безукоризненные копии жертвенных тельцов, но и закладывал мины в головы будущих убийц.

– Правильно ли я понимаю… – произнес, едва ворочая языком. – Безобидный фильм можно нафаршировать дополнительными кадрами… написать, например, «Убей Котовского», и это отложится в голове у того, кто будет смотреть на экран? А если крутить кино под одну и ту же музыку, то она послужит спусковым крючком, как свисток для собаки Павлова?

– А вы образованнее некоторых! – не то похвалил, не то подосадовал Тюкавин. – Конечно, не все так примитивно, как в вашем описании. Надписи вторичны, важен образ – яркий, зовущий зрителя к проведению нужной… гм… процедуры. Но в общем, вы недалеки от истины.

Нынче он был не в меру словоохотлив, надо этим воспользоваться, чтобы выведать то, что еще было не совсем ясно.

– О чем-то вы умалчиваете. С одними зрительными врезками и музыкой вы черта с два залезли бы мне сюда. – Вадим постучал себя пальцем по лбу. – Есть что-то еще… Какое-то вещество, добавленное в свечи, да? Не акация, не конопля, но что-то близкое…

Он гадал и, если судить по реакции Тюкавина, попал в точку. Тот сделался непроницаемым и указал на топор.

– На место! И шагом марш отсюда.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне