Аутодафе

Ртищев изумился ещё больше: выполнить задание и не спешить за наградой? Не похоже, совсем не похоже на Субботушку… Изумился, но проследил, чтобы груз отправился в сторону Москвы без задержки.

Через шесть дней явился и Суббота Осётр, а с ним опять несколько крытых гружёных возов: ещё одна ватага медвежьих вожатых да полтора десятка где-то схваченных старух-ведуний… Пленницы удивили Ртищева — огромные ростом, необъятные телесами, словно и не было в окрестных землях мора и голода. Зато Осётр исхудал, лицо, посечённое холодным зимним ветром, покраснело, шелушилось… А глаза… Первым делом подумал Ртищев, что на подъезде хорошенько приложился дружок к фляге, от мороза спасаючись, но винным зельем от Осетра не пахло.

«С чего ж так черти-то в очах расплясались?» — удивился Гаврила, крикнув младшим служкам, чтоб растопляли побыстрей баньку.

А Осётр продолжал удивлять.

— Леонид, говоришь, жизни не даёт? Земцы вконец заели? — сказал, кривя губы в нехорошей усмешке. — Пособлю, дело недолгое… Завтра с утра и займусь.

* * *

С земцами — государевыми чиновниками, управлявшими не вошедшей в опричнину частью Великого Новгорода, — Осётр разобрался на редкость просто.

Заявился на Софийскую сторону в компании своих кромешников и медвежьих вожатых, вышиб двери земской избы [9] — и запустил внутрь зверей. Главный земской дьяк Бартенев попытался было увещевать, грозить карами государевыми — был заперт в подклете с одним из медведей. Дьяка на его подворье унесли изодранного когтями, чуть живого… Перепуганные писцы и подьячие затворились наверху, в сытнице. Осётр и там велел вышибить двери. Спасаясь от когтей и клыков, земцы прыгали в окна, расшибались, ломали ноги…

Осётр — как в лучшие опричные времена, на коне, в чёрной рясе, со свежеотрубленной собачьей головой у седла, — кричал им:

— На верных слуг государевых доносить вздумали, бляжьи дети?! Гуляй, робята, что у выблядков в закромах найдёте — всё ваше!

Затем вошедшая во вкус компания двинулась по приказным избам, где история повторилась. Молва шла впереди Осетра — и в большинстве изб чиновники поспешно разбежались по домам, даже не заперев присутствий. Новгород остался без земской администрации.

Завершился погром грандиозной пьянкой. Выпивший Осётр хвалился, что назавтра тем же манером разберётся и с владыкой Леонидом…

Но архипастырь не стал дожидаться, чем обернётся пьяная похвальба опричника, — той же ночью возок Леонида, запряжённый лучшей в Новгороде четверней, куда-то укатил — не то в Москву, не то в Слободу.

Суббота обещанное исполнил, но резвились похмельные кромешники на архиепископском подворье уже без давешнего куражу…

А город замер в тревожном ожидании. Чем всё обернётся? Любому, хоть он трижды опричник, не уйти за этакие дела от дыбы и плахи.

Осётр, надо думать, тоже всё понимал — и засобирался к царю, рассчитывая верхами опередить Леонида.

На прощание сказал Ртищеву:

— Ну вот, Гаврилушка, правь в своё разумение. И духа Леонидова тут не будет, поверь. И до волхва Елисея доберусь, на дыбу вздёрну, хватит чернокнижием царя морочить… Кого на Новограде наместником видеть хочешь?

Ртищев недоумённо молчал. Субботе от пытошной бы отвертеться, а он наместников назначать собрался… Осётр продолжал, не смущаясь:

— А что, если наследника посадить? Ивана? Люб ты царскому сыну, всем ведомо…

Гаврила ухмыльнулся. Ещё бы не люб, когда лежали у него в укромном месте два перехваченных письма наследника к Хоткевичу — Иван Иванович втайне от отца, стремящегося усадить на опустевший польский престол младшего сына Феодора, предлагал польским магнатам свою кандидатуру, обещая уступить немалые земли…

— Точно, пусть Иван сидит, — постановил Осётр. — Дело делать тебе не помешает. А ты за главным следи: чтобы до старух-ведуний, что я в башне Детинца запер, никто чужой не добрался. Без них моя голова тут же полетит да и твоя на плечах не задержится…

* * *

Как говорил Осётр, так и вышло… Никаких кар за самоуправство царь на него не обрушил. Наоборот, гулял Суббота в Слободе на государевой свадьбе, заведовал на брачном пиру столовой рухлядью да застольными потехами.

Не то сглаженная, не то порченая царица на свете не зажилась — и, по дошедшим до Новгорода слухам, кандидаток на роль очередной государыни подбирал именно Осётр, чьи дела неожиданно и круто пошли в гору…

Леонид и в самом деле не вернулся — сидел тише мыши на своём московском подворье, а тем временем сразу в трёх Приказах неспешно разворачивалось следствие сразу по трём его делам…

А наместником действительно стал царевич Иван — бывал в Новгороде наездами, не мешая Гавриле править по собственному разумению. Земские чиновники ни одной сколько-то важной бумаги подписать без одобрения Ртищева не решались…

Лишь предсказывая скорую смерть «волхва Елисея», сиречь доктора Бомелея, Осётр поспешил. Или передумал… Алхимик и чернокнижник вошёл в ещё большую силу, но дружбу водил теперь с Осетром (к опальному Леониду, понятное дело, носа не казал).