Как я и предполагал, Евгений Павлович отверг мои предложения на том основании, что они ставят под угрозу срок сдачи лодки. На это я ответил, что Главкому не нужна лодка к юбилею, но с недоделками. Я сейчас отправлю ему шифровку и попрошу перенести срок на 20 ноября. Уверен, что срок перенесут, я уже консультировался по телефону. Евгений Павлович понял, что попал в ловушку. Вместо бодренького праздничного рапорта у него будет «жалкий лепет оправданья», если срок будет перенесен. Поэтому он позвонил Грязнухину и велел выполнить дополнительные работы в общий установленный срок. Мы с Дорожинским радовались, заводчане побранились, поднатужились и все сделали.
Лодку сдали 3 ноября, она пошла на свою базу, а я поехал домой, испытывая смешанные чувства. С одной стороны, глубокую печаль вызывали возникавшие в памяти картины пожарища и мысли о погибших моряках. С другой стороны, я испытывал удовлетворение от факта досрочного ввода в строй лодки и приобретения опыта устранения последствий аварии, похожих на боевые повреждения.
В феврале 1972 года стало известно, что подводная лодка, которую в свое время прозвали «Хиросимой», терпит бедствие в Атлантическом океане. В одном из отсеков возник пожар, который погасить не смогли. Моряки были вынуждены покинуть и соседние отсеки, так как загазованность не позволяла в них находиться. Лодка всплыла, хода она не имела. Вскоре загазованность стала такой, что весь личный состав покинул отсеки и собрался в ограждении рубки. В лодку спуститься было нельзя, выйти на надстройку невозможно, так как разыгрался сильнейший шторм.
Но хуже всех было двенадцати морякам, которые находились в кормовом отсеке. Они вовремя загерметезировались, и к ним не попали газы, выделявшиеся при пожаре. Горел соседний с ними отсек, в котором был выходной люк. Путь к нему был отрезан.
К лодке подошло наше торговое судно, которое оказалось ближе других к месту трагедии. Затем подошли еще один наш транспорт и несколько американских военных кораблей, предложивших свою помощь. Командир лодки от американской помощи отказался. Тем временем шторм разбушевался еще сильнее. Попытки гражданских судов взять лодку на буксир оказались тщетными. Подойти близко не давала волна, а издали не могли даже подать конец. Когда же ценой неимоверных усилий заводился буксир, его мгновенно разрывало, как нитку. Этот сюжет повторялся несколько дней, пока не пришла помощь с Северного флота.
В первый же день аварии в Главном штабе был создан командный пункт по спасению лодки, а в управлениях организованы круглосуточные посты. С Северного флота вышли на помощь крейсер с вертолетами, эсминцы и спасательное судно «Бештау». На «Бештау» находился первый заместитель Главкома адмирал флота В.А.Касатонов, руководивший спасением лодки. В помощники себе он взял Марата Васильевича Переоридорога, недавно пришедшего в наш отдел вместо Бисовки. Марат Васильевич до прихода к нам был заместителем командира той дивизии, куда входила «Хиросима». Он хорошо знал устройство лодок этого проекта, да и на самой «Хиросиме» неоднократно ходил в море.
Пока корабли Северного флота пробивались сквозь шторм к аварийной лодке, информация поступала только от капитанов гражданских судов, которые сообщали, что лодка пока держится на плаву. На третий день было замечено, что лодка увеличила осадку, видимо, какие-то отсеки заполнялись водой.
Лодка была далеко от нашей страны, около Флориды, и помощь смогла прийти только на восьмой день. С этого времени стала поступать хотя и лаконичная, но конкретная информация. На командный пункт в Москве вызывались специалисты с дежурных постов и от промышленности. На выработку и передачу рекомендаций уходило несколько часов. За это время обстановка на лодке коренным образом менялась: ветер менял направление и силу, огонь где-то разгорался, а где-то утихал, спасатели и экипаж также своими действиями также меняли ситуацию. Поэтому, когда получали из центра устаревшие рекомендации, Касатонов только плевался. Все решения ему готовили Марат и Сенатский из аварийно-спасательной службы.
Шторм не утихал. «Бештау» тоже долго не мог взять лодку на буксир, так как рвались тросы, и пеньковые, и стальные. С мясом были вырваны кнехты, и единственным, за что удалось зацепиться, было аварийно-спасательное устройство для подъема затонувшей лодки. Это толстый стержень с набалдашником, прозванный моряками не слишком прилично в честь тогдашнего начальника аварийно-спасательной службы контр-адмирала Чикера.
На лодке пожар начал утихать. Удалось провентилировать центральный пост и связаться по переговорной трубе с кормовым отсеком. Там был порядок. Находившийся там капитан-лейтенант Борис Поляков взял на учет имевшуюся пресную воду, какое-то количество сырой картошки, установил очередность вахт и отдыха. В полнейшей темноте, холоде, при нехватке кислорода и жесткой качке моряки не потеряли бодрости духа. Уцелевшие переговорный и дефферентовочный трубопроводы были использованы для подачи в отсек чистого воздуха и пресной воды.