Атомное комбо

Я смотрела на протянутое письмо, уже не торопясь взять его в руки.

— Всё это время я пытался представить… Поверить и понять. Если бы ты сказала это, глядя мне в глаза, или хотя бы по телефону. Мне нужно было услышать это от тебя. — Ранди высвободил помятый лист из конверта. Складывалось впечатление, что это письмо неоднократно комкали в порыве гнева, а потом торопливо разглаживали. — Как оно должно было прозвучать? Я никогда не думал, что твой голос способен на подобные интонации. Что ты можешь так самозабвенно ненавидеть меня.

— Я не нена… В тот раз просто… был не самый лучший момент. Я не собиралась его отправлять. Оно попало к тебе случайно. И написала я его просто так. Чтобы стало легче. Это всего лишь глупый порыв.

— Но этот порыв всё-таки был. Ты ненавидела меня. Пусть даже минуту или две.

— Детская обида. Пустяк. — Он не злился на меня, но я всё равно пыталась оправдаться. — Я ждала тебя, а ты не приехал. Конечно, мне было обидно. Забудем? Давай сожжём его и забудем?

Я схватилась за письмо и потянула на себя, но Ранди не отпускал.

— Конечно, забудем. — Он скопировал мою улыбку. — Но сначала ты прочтёшь его вслух.

— Да зачем тебе это, чёрт возьми?

— Потому что я так хочу. — Странно, что это прозвучало без приличествующей подобным заявлениям надменности, а как смиренная просьба. Мол, он не делал, как хочет уже два года, и мне не стоит пренебрегать его желаниями сегодня, в день нашей счастливой встречи.

Я выдернула письмо из его руки.

— Да я даже не помню, что за чушь там написана. Это ничего не значит, ясно?

— Конечно.

Он лгал. Ему хотелось услышать вовсе не мою ненависть. Там её как таковой и не было, лишь неясные следы, а моё смущённое бормотание стёрло и их, превращая обличительный монолог в путаное нытьё.

Ранди подошёл вплотную и положил руку на моё горло, чтобы познать эту «ненависть» полностью, почувствовать её даже в вибрации слов, в пульсации ярёмной вены. Он склонился надо мной, его дыхание касалось моих распущенных волос.

Немудрено, что люди, бегущие на станцию или от неё, находили минутку для того, чтобы кинуть на нас взгляд. Со стороны это не выглядело таким безобидным, каким являлось на деле.

— Ты так красиво ревнуешь, — проговорил Ранди.

Я знала наверняка, он улыбался. Он устроил этот спектакль не во имя моего искупления, не ради какого-то «понимания», а для удовлетворения своей гордыни. Ему нужно было вновь услышать, что он необходим, вот только в иной формулировке. Он хотел попробовать это: жадную, эгоистичную любовь. Ту, которая не спасет, а губит.

— Беспрепятственно наслаждайся обществом своих новых друзей, — лепетала я на последнем издыхании. — Теперь, если мне понадобится помощь, я позову не тебя.

— А кого, Пэм?

Я скомкала письмо.

— Никого.

— У тебя появился кто-то важнее меня?

— Что за чушь.

— Разве? Два года — срок немалый.

— Правда? Говоришь так, словно тебе этого времени как раз хватило на парочку предательств.

— Боже, ты, в самом деле, великолепна, когда ревнуешь. — Его ладонь скользнула выше, повернув мою голову. Наши взгляды встретились. — Ну и как я смог бы уехать от тебя, увидь что-то подобное год назад?

— Ничего этого не случилось, если бы ты…

— А я бы хотел, чтобы случилось. Это было бы справедливо.

— Ненормальный.

— Хотел, чтобы ты сходила с ума от того же вопроса, что и я. «Кого она выберет на моё место?»

— Вот только, в отличие от тебя, я жила в госпитале. Выбирать было не из чего.

— А хотелось?

— А тебе?

Это было против правил — отвечать вопросом на вопрос. Но Ранди положил конец этой игре, сдавшись первым.

— Нет. Мне никто не нужен. Неважно где я и что делаю, я постоянно думаю о тебе. — Странно. Я подпустила его к самому уязвимому месту на теле человека, его ладонь была на моей шее. Ему достаточно было незначительно усилить давление пальцев, чтобы перекрыть кровоток. Но почему-то держа в руках чужую жизнь, он выглядел слабым. — А что насчёт тебя?

Наши тела соприкасались. Одной рукой я сжимала письмо, а другой провела по мужскому бедру, скользнула в брючный карман, нащупывая спички.

— Ты же знаешь…

— Если ты найдёшь кого-нибудь лучше меня, я отступлю. Но до этих пор нуждайся только во мне. Верь только мне. И смотри только на меня.

Знаешь, Ранди… Ты тоже, когда ревнуешь, очень даже ничего.

Если я найду кого-то лучше него? Что за чушь? Вряд ли такое случится, но даже если так, Ранди одним взглядом давал понять, что скорее переломит этому человеку хребет, чем отступится.

— Не смей… даже допускать мысль, что есть кто-то сильнее, исполнительнее или вернее тебя. — Я буквально проталкивала слова через сжавшееся под чужой рукой горло. — Прошло два года, и теперь… тебе остаётся только признать это. Признай, что ты самый лучший, что принадлежишь мне и что это навсегда.

Что-то зажглось в глубине его взгляда, какое-то намерение, лихорадочное желание сделать что-то до того, как произнести клятву. Превратить это в ритуал, подкрепить слова чем-то материальным, каким-то актом вроде… поцелуя?

Как бы там ни было, он думал слишком долго.