Атомный. Большой, твёрдый, колючий и острый. Ранди стал солдатом, каким никогда бы не стал Дагер. Встань комиссар и полубрат рядом с ним, их бы засмеяли, а ведь раньше, появись они на публике в форме, при оружии, им оборачивались вслед.
— Ты даже не представляешь, как сильно. — Возможно, всё дело в его голосе. Казалось, что он произносит эти слова впервые. — Это по-прежнему единственное, что имеет для меня значение.
— Хорошо. — Мои руки скользили его спине, плечам, шее, лицу и не узнавали его. Интересно, как он выглядит на самом деле? Там, под одеждой? — Мне нужно заново привыкнуть к тебе.
— Посмотри на меня. — Он обхватил мой затылок, потянув назад. Мои волосы струились по его руке. — Пустое место? Все, у кого есть глаза, Пэм, скажут, что не видели никого прекраснее тебя.
— И какой им в этом прок?
Пустое место или непустое: есть ли разница, если эта красота — чужая собственность? Его собственность.
— Никакого. — Ранди улыбался, но не светло, а так по-новому, незнакомо. Хищно. — Это так… правильно. Ты стала ещё прекраснее, а я, наконец, способен эту красоту защитить.
Он считал мою внешность достойной восхищения? Это сладкое осознание заставляло забыть обо всём. О том, что несколько минут назад я присутствовала при ампутации, в частности.
— Не недооценивай себя. Ты стал способным защитить гораздо большее, чем просто чью-то недолговечную, сомнительную красоту.
— Не спорю, я много чему научился. И мне уже не терпится показать тебе, что я потратил это время не зря.
«Пёс», рвущийся с цепи. Его нетерпением и оправданной, святой яростью невозможно было не любоваться. Я поклялась, что не закрою глаза ни на минуту, пока он будет мстить за нас.
— Глянь-ка, — пробормотал Атомный. Его прищуренный взгляд был обращён вдаль. — Они беспокоятся за тебя. Успокоишь своих друзей?
Я неохотно отстранилась от него, чтобы обернуться. У крыльца собрался без малого весь госпиталь: санитарки, врачи, идущие на поправку раненые, выздоравливающие больные. На одинаково бледных лицах застыло выражение какого-то серьёзного переживания — боязни и, вместе с тем, любопытства. Происходящее с трудом укладывалось в их головах. По их мнению, мы с Ранди были слишком разными, чтобы вот так самозабвенно наслаждаться этой встречей. Согласно их логике, я не могла желать остаться с ним, а он не мог так запросто прийти и забрать меня.
— Я им не нравлюсь, а? — добавил он, но без досады. Скорее с насмешкой.
Не беда. Со мной та же история, хотя, казалось бы, двух лет должно было хватить на то, чтобы влюбить в себя без памяти каждого здесь. Но к дваждырождённым простой люд с известных пор относился недоброжелательно. Раньше их винили в расовом неравенстве, религиозной дискриминации, ежегодном увеличении налогов, теперь — в войне. Меня здесь тоже недолюбливали, насколько вообще можно недолюбливать недоросля-сироту.
— Укради меня, — попросила я шёпотом.
Это должно было произойти именно так — ритуально. Он должен был ворваться в мою рутинную, невыносимую жизнь и не оставить шанса на прощания и сборы. Больше чёрного и красного цветов, самолётов и запаха сигарет я ненавидела переезды и прощания, и Ранди должен был избавить меня хотя бы от последнего.
Похоже, моя затея пришлась ему по душе. Поддерживая меня одной рукой, в другую Ранди взял сумку, с которой приехал. Его шаг был решителен и по-военному чёток. Положив подбородок на его плечо, я глядела вниз, где ползла по дорожной пыли тень. Нас словно спаяли — одна единственная, наша общая с ним тень, одна цепочка следов. Это было таким правильным, что я едва подавляла рвущийся из груди смех.
Госпиталь и люди, столпившиеся у крыльца, удалялись, отступали, словно безоговорочно соглашаясь с тем, что у Ранди на меня гораздо больше прав. В их лицах, черты которых размывало расстояние, можно было прочитать: «Он отбирает у нас то, что уже два года как наше, но мы благодарны ему за то, что он делает это молча». Думаю, они не отважились бы предотвратить «похищение», даже если бы я сопротивлялась и умоляла о спасении.
Избавляя их от возможных мук совести, я улыбнулась и взмахнула рукой, как благосклонная королева. Наблюдай Ранди за мной в этот момент со стороны, он бы отметил в очередной раз: я становлюсь всё больше похожей на мать.
Глава 25
Мы словно два преступника, идущих на дело, выглядели донельзя подозрительно. Мы заговорщицки улыбались и переглядывались — натуральные подельники, предвкушающие наживу или расправу.