Кларк не знал, что вот уже два месяца Маккензи продвигал одно из самых многообещающих своих дел, то, о котором он давно мечтал: стать поставщиком армии. Переговоры с представителями военного министерства шли весьма успешно. Было выпито море шампанского и съедены килограммы икры. Но на очередной, почти уже самой верхней административной ступеньке, Маккензи неожиданно столкнулся с каким-то несговорчивым генералом, который не пил, страдал язвой желудка и не брал взяток. У него возникли сомнения, он требовал все новых испытаний.
В конце концов генерал сказал:
Скоро будет разыгрываться Зеленое кольцо. Давайте договоримся так: если ваши шины хорошо покажут себя в этой гонке, я ставлю свою подпись!
Генерал был любителем и знатоком автогонок.
Достаточно было выиграть Зеленое кольцо, и Маккензи становился поставщиком армии, а это сулило уже не миллионы, а десятки миллионов.
В совещании, предшествовавшем гонкам, приняли участие сам Маккензи, Кларк, тренер Штум, главный механик.
Штум попытался осторожно объяснить Маккензи, что в этой гонке лучше использовать другие шины. Но хозяин властно отмел все иные предложения.
— Вы что, с ума сошли! Мой сын поедет на чужих шинах, на «Мишелин», может быть? А? Ну нет, такого позора не будет! Что скажешь ты, сынок?
Кларк пожал плечами. Какая разница, на чем ехать. То есть разница была, и он прекрасно понимал это, но не спорить же из-за этого с отцом...
В результате «Талбот-супер» снарядили шинами «Маккензи» и стали готовить к гонке.
Вечером, накануне старта, к Маккензи в его штаб-квартиру на главной улице явился Штум и потребовал свидания. Миллионер был занят, но немедленно принял тренера.
— Что случилось? — спросил он с беспокойством.— Что-нибудь не так?
— Все не так,— ответил Штум, невысокий, толстый немец, сам некогда известный гонщик, а теперь один из лучших тренеров страны,— нельзя ему ехать на «Маккензи». Понимаете? Нельзя!
Маккензи взорвался:
— Вы что, с ума сошли? Из-за вашего дурацкого упрямства отрываете меня от важного дела! Убирайтесь!
— Не уберусь! — с неожиданной в этом добродушном, спокойном человеке твердостью, заявил Штум.— Я сегодня весь день изучал трассу, которую знаю лучше, чем свою квартиру. Я чуть не по винтику собрал и разобрал за эти дни машину. Нельзя ехать на «Маккензи», это слишком большой риск! Только на «Денлоп»! Я настаиваю...
— Любая гонка — риск. Сам Кларк согласен,— уже спокойней заспорил Маккензи,— он всю жизнь гоняется на моих шинах. В прошлом году он выиграл на них, и в позапрошлом.
— Да,— воскликнул Штум,— в прошлом и позапрошлом! Но машина-то была другая! Вы понимаете это или нет? Нельзя на «Талбот» с этими шинами...
— Ну, так пусть берет старт на «Ягуаре».
— Господин Маккензи, вы знаете, какой прогресс происходит в гоночной технике за один год? Если малыш поедет на «Ягуаре», ему обеспечено предпоследнее место. Только на «Талбот»!
— Ну так...
— На «Талбот», но с шинами «Денлоп»,— упрямо твердил Штум.
— Вас что, «Денлоп» купили?—закричал Маккензи.— Я вам мало плачу? Вы — предатель!
— Господин Маккензи,— тихо заговорил Штум,— если б не малыш, я и секунды не остался бы у вас на службе, я люблю его. Хорошо, пусть идет «Талбот» на «Маккензи», но машину поведу я!
— Что? Да вы не предпоследним, а последним придете!
— Вы подвергаете малыша смертельному риску, вы даже не представляете, какая ему грозит опасность.
— Вон! — истерически заорал Маккензи.— Вон! Вы уволены, вы больше не тренер, сегодня же возьму другого...
Одним словом, на следующий день на старт Зеленого кольца вышли семнадцать машин, в том числе управляемая Кларком Маккензи «Талбот-супер» с мотором V—8, на шинах «Маккензи».
...«Моторы!» — раздался усиленный репродуктором голос, и в то же мгновенье чудовищный грохот двигателей разорвал тишину этого чудесного летнего дня. Комиссар гонки резко опустил флажок. Пятьдесят тысяч зрителей, собравшиеся вдоль маршрута, застыли в напряженном ожидании.
Семнадцать приземистых, похожих на жуков, машин миновали линию старта и с грохотом исчезли за первым поворотом.
Современные автогонки сильно отличаются от первых в истории, когда в 1894 году маркиз де Дион в котелке и клетчатом пиджаке на своем паровом автомобиле выиграл приз, покрыв стодвадцатикилометровое расстояние от Парижа до Руана с невероятной по тем временам скоростью — 19,150 км в час! Сейчас зрители не успевали взглядом за проносившимися перед ними красными, желтыми, голубыми болидами.
Вцепившись в барьер ложи, Маккензи не сводил глаз с трассы. Бледный, как полотно, Штум стоял у ремонтной ямы с гаечным ключом в одной руке и с заячьей лапкой, на счастье,— в другой.
Грохот моторов исчез вдалеке, но вскоре снова стал нарастать. В ста двадцати метрах от трибун асфальтовая дорога, извиваясь, подобно черной змее, пролегала между двух зеленеющих холмов. Отсюда должна была появиться лидирующая машина.
Вот послышался жалобный, стремительно приближающийся вой мотора, потом яростный визг переключателя скоростей (с пятой на вторую) и снова грохот словно сорвавшегося с цепи мотора.