«Атлантида» вышла в океан

— Вот, вот,— обрадовался Озеров.— Ну, он мне много всякого рассказывал. И, между прочим, сообщил, что в Олдсвее задержали какого-то подозрительного типа. Сначала этот тип появился там, где хранился презинджантроп, и все пытался остаться с костями наедине. Потом его увидели в долине, он был там ночью, с фонарем, возился в земле. Когда его задержали, он заявил, что турист, любитель приключений, приехал на сутки и хотел посмотреть знаменитую долину, а днем не успел. Пришлось его отпустить. И вот этого типа охранник видел сегодня в здании музея. Он немедленно сообщил директору, тот — в полицию. Охрану презинджантропа удвоили. Но чем все это кончилось, я не знаю.

— Да,— задумчиво проговорил Шмелев,— интересно, интересно... Я, конечно, не детектив, но у меня все время какое-то чувство, что нас ждет в этой экспедиции много неожиданного.

— Странно,— рассуждал Озеров,— почему в науке всегда бывает столько споров? Ведь наука имеет дело с точными фактами.

Шмелев усмехнулся.

— А о самом факте никто и не спорит. Если, разумеется, этот факт точный, ясный, подтвердившийся, а не предположение. Спорят о том, как тот или иной факт истолковать. Так, по крайней мере, обстоит дело в антропологии. Возьми неандертальца. Казалось бы, уж на этой стадии все более или менее известно. И все же здесь спорного не меньше, чем в любом другом вопросе. Останков неандертальцев сохранилось довольно много, но когда ближе знакомишься с ними, то убеждаешься, что не все они одинаковы. Больше того, сталкиваешься с парадоксальным фактом: у тех неандертальцев, что более примитивны, более похожи на обезьяну, мозг большой, иной раз больше нашего, а у тех, что схожи строением руки и черепа с человеком, мозг как раз меньше. Так?

— Так,— подтвердил Озеров.

— И существует спор — кто же предок современного человека — первый неандерталец или второй, которого окрестили «сапиентным» за сходство с «гомо сапиенс», Казалось бы, все ясно,— современный человек наверняка прошел неандертальскую стадию — от более примитивных к более поздним. Я, во всяком случае, придерживаюсь именно такой точки зрения.

Но есть и другое мнение: неандертальцы вообще не предки человека — это какая-то боковая ветвь. Одни неандертальцы, утверждают сторонники этого мнения, сами вымерли, других истребили люди более современного типа, пришедшие в Европу из Африки или Азии.

Если мы, я имею в виду тех, кто рассуждает, как я, правы, то вся эволюция человека выстраивается так: зинджантроп, австралопитек, уже вставшие на ноги, презинджантроп, знавший и употреблявший орудия труда, по существу первый человек, это все было миллион-полтора миллиона лет назад, далее питекантроп, синантроп — пятьсот — четыреста тысяч лет,— прямоходящие, знавшие огонь, изготовлявшие уже относительно сложные орудия. Потом следует неандерталец, триста — двести тысяч лет, потом кроманьонец — сто — пятьдесят тысяч лет, потом — мы с тобой.

Если же выкинуть неандертальцев, то кем заполнить пустое место? Выходит, были архипредки — презинджантропы, питекантропы — в потом сразу возникли мы? Где же промежуточное звено?

И вот мы снова перед хорошо знакомой, но перелицованной теорией о независимом пути возникновения человека. Весь органический мир развивался так, а вот человек по-другому! Потому что он человек. По этой теории его отрывают от естественных предшественников и уводят в его нынешнем виде в такую седую древность, что впору утверждать, каким он был в первый день сотворен господом богом, таким и остался по сей день.

Конечно, прямо подобные вещи теперь провозглашать не будешь, но с помощью разных сложных финтов борьба продолжается. Вот так.

ГЛАВА 12. «СТРАНА МОЯ, ТЫ ШЕРСТЬЮ ПОРОСЛА...»

Солнечными днями над самым высоким зданием Мельбурна — полицейским управлением покачиваются на легком ветру гигантские аэростаты. Аэростаты имеют форму автомобильных шин, и за ними развеваются цветные транспаранты — «Шины Маккензи! Лучшие шины в стране!» А в десятке километров от города, в гигантских цехах завода эти шины изготовляются, упаковываются и отправляются в адреса клиентов. У причалов Мельбурнского порта тянутся бесконечные серые пакгаузы. Если смотреть на них сверху, с высоты птичьего полета (что и делают все прилетающие в Мельбурн авиапассажиры), можно прочесть огромные красные буквы — «Зерно. Маккензи. Зерно». В далекие страны уходят принадлежащие ему грузовые пароходы, увозя хлеб, шерсть, пиво в банках и возвращаясь с грузом резины и автомобилей.

Далеко отсюда на богатых пастбищах бродят овцы, их сотни тысяч, миллионы. Это овцы Маккензи. Ежегодно целые железнодорожные составы пересекают страну, чтобы подвезти снятую с овец «одежду» к океанским причалам.

На западе страны, недалеко от городка Пилтдоун, насколько хватает глаз, тянутся необозримые земли — имения и скотоводческие фермы Маккензи.