«Атлантида» вышла в океан

— Безусловно,— согласился Холмер,— так уж устроен мир, что наше дело творить. А когда творение готово, его берут в руки правители страны и делают с ним то, что находят нужным. И это правильно — каждому свое: не мое дело заниматься политикой. Скажу вам по секрету, я уж лет двадцать не использую свое право голосовать — мое дело заниматься наукой. И если я делаю это хорошо, отношусь к этому честно,— моя совесть спокойна!

— Да? — иронически переспросил Шмелев.— Разрешите заметить, что я не согласен с вашим утверждением, что «так уж устроен мир». Если он так устроен, его следует изменить, что, кстати говоря, кое-где и сделано. Я, например, ученый, а не политик, но я не представляю себе, чтобы мое изобретение бесконтрольно и произвольно использовалось нашими, как вы выражаетесь, «правителями», ведь весь вопрос в том, кто правители. Если народ — моя совесть чиста — я живу для народа, творю для него.

В истории еще не было случая, чтобы целый народ совершал подлость или злоупотреблял могуществом, полученным, в свои руки. Отдельные его руководители — да, но рано или поздно они исчезали со сцены. Поэтому если ученый работает в стране, где правит народ, он может работать спокойно...

— У нас тоже правит народ...— сухо заметил Холмер.

— ...Что не мешает вашим ученым,— подхватил Шмелев,— в том числе и тем, кто творил атомную бомбу, выступать с протестами против политики вашего правительства, уходить в отставку, подписывать петиции. Самым крупным, самым знаменитым...

— Я таких никогда не понимал,— пренебрежительно сказал американец.

— Ох, не зарекайтесь, Холмер.— Шмелев погрозил пальцем.

— Господа, господа,— постучал по столу Левер,— по-моему, мы отвлеклись.— Благодарение богу, мы не атомники, не ракетостроители, мы антропологи, нас войны не касаются и нас не используешь в целях агрессии...

— Ну, это еще вопрос,— заметил Шмелев.

— Что ты хочешь сказать? — повернулся к нему Левер.

— Что я хочу сказать? — медленно переспросил Шмелев.— Ну что же, извольте. Перед отъездом я купил в Женеве на вокзале очередной сборник «Ридер дайджест». Там есть любопытная статья Ж. Д. Ратклифф, которая называется «Первые шаги человека на земле». И вот в подглавке «Орудия убийства» автор рассказывает общеизвестный факт: в одной из южноафриканских пещер найдены скелеты пятидесяти восьми доисторических существ. Черепа их проломлены берцовыми костями антилоп. Кости и сейчас точно совпадают с черепными проломами. Все это мы знаем.

Интересно другое — дальнейший ход мыслей автора статьи. Оружие постоянно совершенствуется,— рассуждает он (заметьте, не орудия, а оружие) — и возникает вопрос: быстрое ли развитие мозга привело к улучшению оружия или наоборот? Все говорит за то, что именно совершенствование оружия влекло за собой эволюцию мозга. Умственные способности вынуждены были, так сказать, тянуться за прогрессом вооружения. И автор делает вывод: если дело обстояло так, то современный человек — дитя насилия, так как он порожден орудиями смерти!

Ну, а отсюда один шаг до вывода о том, что склонность к убийству— врожденное свойство человека, а потому войны — естественное для человечества состояние. Ведь именно это проповедуют известный «психосоматик» Александер, профессор Колумбийского университета Дьюи, профессор Гарвардского университета Клаксон. По их мнению, в человеке заложено «естественное стремление сражаться и убивать», «извечный инстинкт агрессии» и д. и т. д.

— Вот так, дорогой Анри,— закончил Шмелев,— хоть мы и представляем, казалось бы, довольно мирную науку, но и ее кое-кто старается ставить на службу далеко не мирных идей. И такие примеры можно умножить...

Вернулся отлучавшийся куда-то директор музея.

— Господа,— сказал он,— если вы разрешите, мне хотелось вы от имени Министерства культуры и национальной ориентации ОАР пригласить вас на завтрак. Мы всегда рады приветствовать на нашей древней земле представителей науки и культуры любой страны!

Все поднялись. На втором этаже в большой комнате был накрыт стол. Завтрак длился недолго — нужно было готовиться а обратный путь. В Александрию.

* * *

Когда Шмелев и Озеров остались одни в номере, молодой журналист сказал:

— Михаил Михайлович, я хочу вам кое-что рассказать. Может, это и не имеет большого значения, но все же.

— Выкладывай.

— Пока вы там сидели на официальном завтраке, я, если вы заметили, ушел. С точки зрения светских правил, это, наверное, было не очень красиво, зато дало мне возможность проинтервьюировать охранника, который привез презинджантропа. Вы знаете мою страсть к интервью. По-моему, в этом нет ничего плохого? А?

— Конечно, конечно. Если бы за сенсациями гонялся, а то ведь заглядываешь в корень. И это обязанность хорошего журналиста.