— Как же это ты, Дмитрий Ефимович, проворонил Нея? Твои полки наиближайшие к реке, не так ли? Может, дозоров не высылал иль от морозов все попрятались? — спросил Платов.
Солидный, благообразного вида Кутейников нервно кашлянул, выжидательно промолчал.
— Иль тебе неведомо, что произошло? — Матвей Иванович сердито уставился на генерала. — Молчишь, стало быть, так и есть. У тебя какой полк наиближайший к реке?
— Попова-третьего… А правее — полк Ребрикова.
— Они-то, скажу тебе, и проворонили французский арьергард. Ней перешёл Днепр у Сырокореньи да вышел прямо на Гусиное.
— Не может того быть! Ни Попов, ни Ребриков не доносили ничего о том!
— Перешёл, Дмитрий Ефимович. Один Чернозубов Степан узрел. Он-то и донёс.
— В такую непогодь не мудрено и не заметить. — Кутейников недовольно потоптался. — Так ещё не поздно Нея догнать, учинить над ним диверсию.
— Для того и вызвал. Садись к столу да вникай, что от тебя потребуется. Вот Смоленск, — указал Матвей Иванович пальцем на карте. — А вот Орша.
— Вижу.
— Вот Гусиное, а за ним поодаль на дороге — Дубровна. Это местечко Ней непременно укрепит, потому что оно прикрывает Оршу.
— Полагаю, что так.
— Задача твоей бригады, Дмитрий Ефимович, — совершить на сию позицию диверсию. Скрытно справа и слева балочками да лесами выйти к Дубровне и с двух сторон разом ударить по ней. Приобщи к делу артиллерию. Раздели пушки меж отрядами поровну.
— А не заметят ли нас с Гусиного? — высказал сомнение Кутейников. — Мои-то казаки у французов на виду.
— Им будет не до того, — уверенно произнёс Платов. — Через два часа их атакует атаманский полк. Неприятель побежит, а мы пустим в преследование полки Харитонова да Дячкина. По уничтожении гарнизона Гусиного атаманцы уйдут в мой резерв, а мы остальными полками захлестнём Нея у Дубровны. Главное — не дать неприятелю пробиться к Орше. А потому, Дмитрий Ефимович, дорожи минутой, сделай так, чтоб до темноты разделаться с французским арьергардом окончательно. Понятно ли?
— Понятно, — отвечал Кутейников.
Дверь растворилась, и вошли Греков и Кирсанов, оба — полковники. Греков — командир атаманского полка, Кирсанов — его помощник.
— Погоди-ка, Дмитрий Ефимович. Послушай, что должны делать атаманцы. — Платов жестом указал Кутейникову на скамью подле себя. Тут же обратился к Грекову и Кирсанову: — Вам на сборы два часа. Затемно обойти справа Гусиное, а с рассветом лавой на неприятеля, с заходом в его тыл. Сделать так, чтоб француза потеснить к Днепру и там уж окончательно с ним разделаться. Глядишь, на той стороне подоспеют драгуны да егеря Ермолова. С ними и действуй.
Матвей Иванович взял карандаш, вывел на карте скобочку и от неё протянул затейливую линию, которая, обходя неприятельскую позицию в Гусином, утыкалась остриём в Днепр.
— А твои отряды, Дмитрий Ефимович, как только неприятель побежит, должны устремиться к Дубровне. Ну да ты уж знаешь…
Всё происходило так, как наметил Матвей Иванович. Перед рассветом Греков и Кирсанов вывели атаманский полк на опушку недалёкого леса, вызвали для постановки задач сотенных начальников.
Третьей сотней командовал Иван Платов. Зная его лихость да ещё из уважения к родственнику, Греков назначил третью сотню ближайшей к месту схватки.
— Гляди, Иван Матвеевич, не ударь лицом в грязь. По тебе будут равняться.
— Не сумлевайся, всё сделаю как надобно, — отвечал тот.
В Гусином находилось до трёх тысяч французов. Небольшое село с разорёнными избами не могло вместить всех прибывших. Спасаясь от мороза, солдаты до предела набились в избы, сараи, скотные помещения, но не хватало и этого. Разобрав заборы, изгороди, крыши домов, беглецы жгли их в кострах.
Половина этих людей была безоружна: побросали по дороге пистолеты и ружья. Многие обморозились, болели. Когда на рассвете они увидели мчавшихся на них всадников, бросились врассыпную.
Но стрелки пехотных полков из арьергарда не испугались, открыли по наступающим дружный огонь. А когда казаки приблизились, загрохотали орудия.
Сотня Ивана Платова должна была проскочить село и вырваться к дороге, но сделать это ей не удалось. Заметив брошенные повозки, фуры, кареты, скакавшие на фланге казаки бросились к ним.
— Ах, курвины дети! Митька, плетью их, стервецов! — скомандовал Иван хорунжему Тютюнникову.
Тут по казакам пальнули из ружей, залпом. Иван повернул коня и повёл остаток сотни на залёгших подле изб французов.
Чувствуя обречённость, солдаты стали бросать оружие, поднимать руки. Разгром был полнейший. В плен взяли около восьмисот человек во главе с генералом, клятвенно обещавшим до того Наполеону не сдавать русским сёла.