— А вот не видать Богарнэ моста! — Атаман стукнул кулаком о стол. — Вместо переправы мы устроим ему баню. — Власов, немедленно высылай эскадрон в Ярцево! Снабди казаков топорами да пилами. Мост на Вопи уничтожить! А эскадрону на том берегу укрыться в засаде. Полку Харитонова тоже быть у реки и обрушиться на неприятеля, когда тот начнёт переправляться. А остальными силами свершим дело по сию сторону реки.
До Вопи было расстояние суточного перехода, и итальянцы шли форсированным маршем, спеша добраться к мосту засветло. Каково же было их разочарование, когда они увидели, что моста нет, из воды торчали лишь опоры.
Приближалась осенняя ночь, лил холодный дождь. От деревни остались лишь развалины.
— Может, их сразу и атаковать? Обрушиться лавой? — предложил Платову командир бригады Иловайский.
— Нет, выждем, пусть поболее соберутся. Казаки атаковали неприятеля одновременно на двух берегах. В плен попало более 2 тысяч человек и 28 орудий. Путь на Духовщину продолжили немногие, но и они у города были атакованы направленной ранее туда бригадой Иловайского.
По итогам этого сражения главнокомандующий фельдмаршал Кутузов издал приказ. В нём сообщалось: «Генерал от кавалерии Платов 26-го и 27-го чисел сего месяца, сделав двукратное нападение на корпус вице-короля Итальянского, следовавший по дороге от Дорогобужа к Духовщине, разбил оный совершенно, взял 62 пушки и более 3500 человек пленных. По страшному замешательству, в каковое приведён был неприятель нечаянною на него атакою, продолжается по сие время поражение рассеявшихся сил его…
Между пленными находится много высших чиновников и начальников главного штаба: генерал-аншеф Самсон; сам вице-король Итальянский едва не был захвачен».
К Смоленску Богарнэ подошёл, лишившись части пехоты, половины кавалерии, 60 орудий и почти всего обоза.
КАЗАЧЬЯ ЗАКИДКА
Наполеон ехал в карете вместе с начальником штаба армии Бертье. Откинувшись на спинку сиденья, он размышлял о чём-то своём. Маршал Бертье тоже молчал, он хорошо знал Наполеона, чтобы осмелиться прервать сейчас его мысли. По обе стороны дороги лежала заснеженная всхолмлённая равнина с темневшим вдали угрюмым лесом. По дороге брели солдаты, когда-то статные и бравые, теперь жалкие и беспомощные. Надев на себя всякую рвань, лишь бы уберечься от мороза, они шли, оступаясь и скользя, цепляясь друг за друга. И лошади, обессиленные от голода и долгих переходов, едва передвигались…
Зима подобралась внезапно. В ночь на 3 ноября резко похолодало, надвинулись чёрные тучи, пошёл снег. К утру всё стало белым-бело. А потом ударил мороз, и вся прелесть тихой осени сменилась сплошным ненастьем.
Думал ли он, всесильный император, что всё так обернётся? Что не только русская армия, но и российская зима обрушатся со всей суровостью на его блистательное и досель непобедимое войско.
Его предупреждали, говорили, что надо спешить убраться поскорей из Москвы и вообще из России, убеждая, что эта необозримая по своим просторам страна проглотит и армию, и его самого, великого Наполеона. Он оставался непреклонным. Всё ждал: русские придут к нему с поклоном, первыми заговорят о мире. Но Кутузов молчал. Не отвечал и Александр.
Даже потеря Москвы и неслыханный пожар, уничтоживший почти всю старую российскую столицу, не поколебали упрямство и стойкость русских. Наполеон верил россказням о суровости русской зимы, осень околдовала его. Она была тихая, солнечная, ласковая, и он не раз повторял, что она здесь такая же, как и в Фонтенбло — летней резиденции французских королей, которую он так любил. Даже в день выезда из Москвы, 7 октября, погода была чудесная: с лёгким морозцем, серебряным инеем и деревьями в багряно-золотистом убранстве. Наполеон даже подшучивал над теми, кто распространялся об ужасах русской зимы.
А ведь они были правы… Сейчас он похож на того незадачливого охотника, который сидит на медведе, держит его за морду, а выпустить не может, потому что тот его подомнёт.
Он объявил на всю Европу, что поверг Россию, что отныне он — властелин мира… Теперь же не знает, как побыстрей выбраться назад.
Нет, не зима победила французскую армию, не морозы и метели. Русский народ — главный победитель.
Такие безрадостные мысли владели Наполеоном в тот хмурый ноябрьский день по дороге к спасительной Березине.
— Казаки! — нарушая молчание, произнёс Бертье.
— Где? — Наполеон прильнул к оконцу.
В полуверсте слева и впереди маячили всадники. На заснеженной равнине их фигуры чётко выделялись и даже были видны торчащие пики.
— Опять этот Платов!
Наполеон вспомнил встречу в Тильзите с казачьим генералом, в памяти всплыло простоватое, не лишённое лукавства и мудрости лицо, маска простачка. Вспомнил и ответ атамана, когда он, Наполеон, высказался о луке, что применили в нападении у Веллау башкиры. «Это, кажется, пошло от гуннов», — сказал он тогда грубовато. «Когда защищаешь родную землю, и дубина хороша», — ответил Платов.
Обгоняя экипаж, в сторону казаков помчался эскадрон гусар. Кони глубоко увязали в снегу. Но казаки стояли словно каменные.