— Ух, господин генеральный комиссар второго ранга, да вы поэт! Ваши чеканные фразы прямо-таки ложатся в стихи!
Астеник устало посмотрел на меня и вернулся к дивану:
— Камертон не отмеряет время. По камертону настраивают музыкальные инструменты.
— Жаль. А ведь какой стих родился! Так и просится в звёздную оперу!
— Ты не думаешь, Сэмми, что тебе следует узнать, куда мы летим?
— Я что же, дурак, чтобы думать о таких глупостях?
— Изображаешь из себя казака со стальными нервами? Это, пожалуйста! Тебе представится случай продемонстрировать в деле своё мужество и самообладание. Я так понимаю, ты в курсе того, что Наталья Тихомирова оказалась человеком, перемещённым в наше время из двадцать первого века…
— Да, — признался я, понимая, что другому моему ответу генеральный комиссар всё равно не поверит. — Мне это известно.
— Очень хорошо. Сейчас мы прыгнем в место, координаты которого тебе знать не следует. Там находится установка по перемещению во времени материальных объектов, построенная специалистами Земной Цивилизационной Лиги. Мы воссоздали технологию такого рода перемещений. Это большой успех нашей науки и техники.
— Душевно рад за вашу науку и технику!
— Ты, Сэмми, обрадуешься ещё больше, когда узнаешь, что мы поместим тебя в корпускулярную камеру и перебросим в двадцать первый век. Как раз туда, где должен состояться переход в наше время Натальи Тихомировой. Если ты хочешь вернуться назад, тебе придётся помешать ей шагнуть в створ открывшегося темпорального демодулятора.
— Темпо… демо… Я только понял, что надо помешать шагнуть!
— И достаточно. Мы не знаем, кем создан этот демодулятор. Мы только знаем, что из двадцатого июля две тысячи шестого года он ведёт в наше время. Демодулятор откроется только один раз, и только один человек сможет воспользоваться им для скачка. Если это будешь ты, то благополучно вернёшься назад. Мы тебя подберём в космосе, как сделали это полтора месяца назад с Натс. Мы отпустим тебя и не выдвинем никаких обвинений. Если же в темпоральный демодулятор шагнёт Наталья Тихомирова, ты останешься в прошлом навечно. А уж с ней мы здесь как-нибудь разберёмся.
Генеральный комиссар второго ранга поднялся с дивана и потрепал меня по плечу:
— Я вижу, ты задумался. Зря… Не к лицу тебе это!
13
В принципе, со мной не обращались как с пленником. Весьма учтивые специалисты в комбинезонах с вышитыми на груди и спине фамилией и должностью деятельно трудились над моим телом. Мне сделали полное очищение кишечника и желудка, устроили гипервентиляцию лёгких, ввели препараты, призванные понизить моё кровяное давление. Мне пообещали, что я не задохнусь на большой высоте или в водоёме, не испытаю адреналинового удара, кровоизлияний и интоксикации. Я сделался необычайно трезв, сосредоточен и невесел.
Меня облачили в смешную одежонку, которая, по уверению специалистов в комбинезонах, в точности соответствовала тому, во что одевались жители России двадцатого июля две тысячи шестого года. Светло-серые мятые штаны с отстрочками многочисленных швов и карманов. Светлая же футболка с непереводимой надписью на английском языке. Подозреваю, непереводимость текста объяснялась неграмотностью того, кто его наносил на ткань. Специалисты, впрочем, заверили меня, что текст скопирован без всяких изменений с оригинала того времени. На ноги мне надели мягкую и лёгкую обувь со шнурками. Меня заверили, что шнурки выполнены из поликарбонатного сталинита и в двадцать раз крепче титана такого же сечения — шнурки можно использовать как удавку, пилу и верёвку. Что ж, люблю я разные диверсантские мелочи! Навыки и наклонности, полученные в далёком детстве, не вытравить ничем!
Все процедуры, связанные с подготовкой меня к броску сквозь время, проходили спокойно и даже доброжелательно. Лишь шестеро звёздных десантников, не сводившие с меня бульдожьих глаз, напоминали о том, что я всё же арестант.
С облачением было покончено, и меня усадили в массивное кресло, весьма похожее конструкцией на катапультируемое сидение. Появились двое — знакомый уже генеральный комиссар второго ранга и плешивенький старичок в синем комбинезоне, то ли китаец, то ли вьетнамец. На его груди я разобрал надпись: «Сед Как Лунь, выпускающий специалист».
— Сейсясь вы соверсите прзок церез время, — проскрипел он на отвратительном русском. — Цехнология ета узе вполне отработяна. Зя последние полторя сюток мы перебросили на разные интервали узе пятнадцять предметов. Некоцорие на две тисяци лет!
— А людей вы уже перебрасывали? — уточнил я на всякий случай.
— Биологические объекци перебрасивали, да! Всё нормально полуцялось, всё нормально…
— Биологические объекты — это что? Грибы, овощи, рыбки-телескопы?
— Рибки — нет. Не рибки! Примати, обезьяни.
— А то, может, сразу меня в конвертер? Что б не мучиться, значит… Вы подумайте на всякий случай. Или, может, просто гильотину?