Астийский эдельвейс

— У меня умирает отец. Прощайте.

— Ой, как же вы?.. Как я могла… Простите, если можете! — она в отчаянии заломила руки.

— Ничего… Спокойной ночи, — он снова подхватил чемодан и пустился вперед, — не обращая внимания на дождь, на грязь, на мокрые ветви, хлещущие по лицу.

Вот и кордон. Знакомое крыльцо, давно покосившаяся обитая клеенкой дверь, трясущиеся руки матери.

— Мама?!

Он судорожно глотнул ртом воздух, не в силах больше вымолвить ни слова. Но все было ясно и так. По тому, как бессильно упали руки матери ему на плечи, по тому, как склонилась она к нему на грудь и затряслась в беззвучных рыданиях, по тому, какой холодной пустотой дохнуло из раскрытой настежь двери дома.

Часть вторая

ВРАЖДЕБНЫЕ СИЛЫ.

1

— Достаточно! — председатель Государственной комиссии кивнул Максиму и обернулся к экзаменаторам. — Я полагаю, такая работа сделала бы честь и студенту дневного отделения?

— Безусловно! — ответил за всех профессор Стогов. — Поздравляю, Колесников. Ваша дипломная вполне может перерасти в диссертацию. Желаю успеха!

Максим вышел в коридор, отер пот с лица, в раздумье пересёк вестибюль. Вот и закончен институт. Не совсем так, как было задумано восемь лет назад. И всё же — гора с плеч.

К нему подошла секретарь факультета:

— Колесников, зайдите в деканат. Вас хочет видеть доцент Платов.

— Доцент Платов? Знакомая фамилия…

— Он из Восточно-сибирского филиала. Очень просил разыскать вас.

Максим заглянул в деканат. Навстречу ему поднялся высокий мужчина в светлом плаще. Максим в нерешительности остановился. Где он видел это лицо?.. И вдруг узнал:

— Антон!

— Максимка, чёрт! — Платов стиснул его в железных объятиях, — Поздравляю! Слышал о твоей работе. Молодец!

— Да вот, кончил-таки… А как ты?

— Ну, это длинная история. Да и не стоит мешать людям. Едем ко мне в гостиницу!

— Зачем в гостиницу? Пойдём ко мне. Или в ресторан. Сегодня такой день, что не грех и отметить…

— Не беспокойся, я все предусмотрел.

На столе в номере Антона, действительно, выстроилась целая батарея бутылок. Он сбросил плащ, толкнул Максима в бок:

— Садись, располагайся.

Максим сел на диван. Антон подошел к столу и, подбросив бутылку в воздух, ловко поймал на лету.

— Армянский коньячок! Такого днём с огнём не сыщешь.

Максим с удивлением смотрел на когда-то угрюмого, не в меру аскетичного друга. Тот привычным жестом раскупорил вино, открыл банку с икрой, нарезал лимон:

— Давай ближе. С защитой!

Друзья выпили. Антон закурил. Максим взял дольку лимона:

— Ну, рассказывай, где ты, что ты, как жизнь?

— Жизнь идет, Максим. В прошлом году получил кафедру! Оборудовал лабораторию. Подобрал людей. Начинаем выдавать идеи. Но все это, как говорится, для дела. А для души…

— Снова что-нибудь вроде астия?

— Почему вроде? Именно астий. Я, как видишь, однолюб. Но вот с астием плохо. По-прежнему нет фактов, нет людей, которые загорелись бы этим делом. Ты думаешь, зачем я сюда приехал? Я приехал за тобой. Дуй ко мне в аспирантуру! Вытащим на свет божий наши идейки, щёлкнем по носу Стогова.

— Но как ты узнал, что я кончил институт?

— Встретил в Новосибирске твоего руководителя. Он рассказал. Ну, как, идёшь ко мне?

— Подожди, Антон. Как же так, сразу? Надо подумать. Ты лучше расскажи, как живешь, что у тебя за семья?

— «Семья-то большая…» — начал Антон со смехом. — Две дочери, тёща, ну и жена, само собой. Да ты её знаешь. Помнишь Светку Снегирёву с агрономического? Она ещё в тот год с Ларой… Что с тобой?

Максим больно закусил губу.

— Н-да… — Антон нахмурился. — А в общем — дурачьё!

— Кто?

— И ты и она. Да вот, полюбуйся, специально для тебя таскаю, — он порылся в кармане пиджака и вынул небольшую любительскую фотографию.

Максим бережно положил её на ладонь. Лара… Такая же, как семь лет назад. Только очень худая. Да в глазах не то боль, не то испуг…

— Вот такой я и встретил ее нынешней весной.

— Где? — с трудом выдохнул Максим.

— В Ленинграде. Теперь она там живет, работает в каком-то НИИ.

— Замужем?

— Да. Только, кажется, не все у них ладно… Понимаешь?

Максим почувствовал, как в душе у него что-то повернулось — да так и не встало на место. Он налил коньяку и залпом выпил. Антон снова закурил:

— Теперь ты рассказывай.

— Да что рассказывать… Похоронил отца и мать. Женился на Марине. Работал, учился. Вот и всё..

— Работал, учился! Ты что, анкету заполняешь? Почему никому не писал? Почему спрятался от друзей?

— Так получилось… Отца я не застал в живых. А вскоре слегла и мать. Пришлось пойти работать. До писем ли было? К тому же тебя здесь уже не было. А Лара… Не мог я ей писать. Мать не вставала с постели. Марина ухаживала за ней, как могла. Ну и, сам понимаешь…

— Приходится понять.

— А когда мать умерла, мы перебрались сюда, в город. Я устроился на завод, поступил на вечернее отделение. И вот, видишь…

— Черт знает, что за фортели выкидывает иногда жизнь. И всегда все бывают по-своему правы.

— Нет, Антон! Не знаю, как другие, а для меня нет оправдания. Кроме разве одного. Но об этом после… — Он снова взял фотографию и долго всматривался в милые полузабытые черты. — Ты оставишь это мне?

— Для тебя и выпросил.

— Спасибо, Антон.