— Но ведь это не факты, а отсутствие фактов. А вам должно быть известно, что любая концепция, базирующаяся на отсутствии фактов, порочна в самой своей основе. Представьте себе, что в прошлом веке, еще до открытия явления радиоактивности, вы задались бы целью установить, какая генетическая связь существует между свинцом и гелием, ну, скажем, в радиоактивном флюорите. Представили?
— Да, — неуверенно сказал Максим.
— И что же? Самые добросовестные исследования привели бы вас к убеждению, что никакой связи здесь просто нет. Почему? Потому, что вы не нашли бы фактов, которые позволили бы перекинуть мостик между этими в высшей степени различными химическими элементами. А дальше? Дальше это дало бы вам «право» построить самую умопомрачительную «гипотезу» происхождения пузырьков гелия, тем более, что сам этот газ был тогда еще окутан ореолом таинственности.
— Это понятно, Семен Александрович. Но когда речь идет о таких хорошо известных вещах, как ископаемые остатки…
— Ископаемые остатки? Смотря что вы имеете в виду. Если ископаемые остатки наших предков, то скажу прямо, меня больше удивляет не то, что их мало, а то, что их вообще находят. Вы же знаете, какая масса факторов должна иметь место, чтобы кость млекопитающего превратилась в окаменелость. А теперь представьте этих человекообразных обезьян, которых было, по-видимому, не так уж много и которые обитали в условиях достаточно увлажненной покрытой растительностью суши. Здесь каждая кость сгнивала прежде, чем ее перекроет хотя бы ничтожнейший покров осадка Только исключительные условия могли сохранить до наших дней кое-какие фрагменты скелета человекообразных. Элементарное знакомство с теорией вероятности показывает, что это именно так.
Максим пристыженно молчал
— Но самое главное, — продолжал Стогов, — у нас просто нет нужды ставить этот вопрос в такую рабскую зависимость от палеонтологических данных То, что нашим предком был рамапитек или какая-то близкая к нему человекообразная обезьяна, доказывается огромной массой абсолютно достоверных фактов. Это и данные эмбриологии — на ранних стадиях развития почти невозможно отличить зародыш обезьяны от зародыша человека. И данные сравнительной анатомии — строение сердца, легких, печени обезьяны почти идентичны строению этих органов у человека. И данные физиологии — красные кровяные тельца человекообразных обезьян не разрушаются в человеческой крови. Я уже не говорю о строении зубов, скелета, нервной системы. Да куда дальше — даже паразиты у нас общие: знаете ли вы, что обычная головная вошь кроме человека паразитирует только на человекообразных обезьянах?
Стогов с улыбкой взглянул на окончательно сникшего Максима:
— Я согласен, что в вопросах антропологии еще много неясного, спорного, недоработанного. Но это детали, отдельные детали, которые ждут своих исследователей. И если бы Платов, а у него есть для этого все данные, посвятил себя уточнению таких деталей, я первый пожал бы ему руку. Но ставить под сомнение сам факт происхождения человека от обезьяны — это уж слишком! Даже для такого талантливого сумасброда, как Платов.
Максим облизал пересохшие губы:
— Семен Александрович, а если бы случилось невероятное — вы нашли в слоях астия или еще более древних сложнейшие изделия человеческих рук?
— Что же, в принципе это возможно. Мало ли загадок таит в себе природа. И эту загадку пришлось бы решать. Не исключено, что она привела бы к очень интересному открытию. Но поймите, никакие, даже самые невероятные, находки и открытия не перечеркнут основных законов эволюции. Они доказаны окончательно. И одинаковы для всего живого, включая нас с вами.
— И все-таки, Семен Александрович, — сделал последнюю отчаянную попытку Максим, — ведь есть достоверные факты, что рамапитеки мигрировали из Джамбудвипы в Африку. Я сам читал.
— Да, такие факты есть. Но, во-первых, рамапитек это уже деталь. Возможно, нашими предками были и иные человекообразные. В этом вопросе я не намерен оспаривать ни Платова, ни вас. А во-вторых, можно ли допустить, что к концу астийской эпохи в пределах Джамбудвипы не осталось ни одного рамапитека? Ни в коем случае! Сейчас установлено, что конец астия ознаменовался перекрытием всех путей миграции из Джамбудвипы. Поэтому часть рамапитеков несомненно осталась где-то в окрестностях нынешних Кашмира, Джамму, Шимла-Хиллс и Пенджаба. Между тем, условия жизни здесь стали в высшей степени суровыми. Горы покрылись снегом. Вечнозеленые и широколиственные леса сменились хвойными. Растительной пищи стало мало. Пришлось охотиться за насекомыми, за мелкой дичью. Но и охота на дичь в открытой, почти безлесной местности стала делом чрезвычайно трудным. Дичь нужно было выслеживать, подкрадываться к ней, убивать на расстоянии.