— Ну, что вам сказать? — вопросом на вопрос ответил раввин, поправляя ермолку. — Евреев всегда нет. И они всегда есть. Ну, что вам сказать?
— Истинно! — поддержал батюшка, обглодав, наконец, косточку. — Никуда не деваются.
— То есть как это нет? Или есть?
— Формально — да, — последовал ответ, — а неформально — нет.
— А матросы?
— Посмотрите на меня внимательно, молодой человек. Разве я похож на капитана дальнего плавания или начальника порта? Когда я буду начальник порта, я вам скажу. Но я не начальник порта. И не капитан дальнего плавания. И уже никогда не буду капитаном дальнего плавания. А знаете почему?
— Почему? — спросил я, уже сообразив, что вразумительного ответа на поставленные вопросы не дождаться.
— Он еще спрашивает, почему? — усмехнулся раввин в густую бороду, призывая одновременно Петю в свидетели моей глупости. — Потому что я уже приплыл. Если меня назначают раввином в город, откуда исчезли евреи, значит, я приплыл.
— Что значит — приплыл? Синагога же есть? Есть. Даже с рестораном. Значит, должны быть евреи.
— Молодой человек, не морочьте мне голову. Теперь в Одессе больше китайцев, чем евреев. В Одессе столько китайцев, сколько нет даже в Китае. И что я должен делать с китайцами? Заставить их ходить в синагогу? У них в Одессе своя религия. Слышали? Называется “бизнес”.
— Истинно глаголите! — опять включился батюшка. — Это и есть дети антихристовы.
— Конечно, если я буду им платить по десять гривен за каждую субботу, — продолжил раввин, — они и в синагогу, может быть, пойдут. Но у меня есть конкуренты.
— Какие конкуренты?
Раввин опять посмотрел на меня как на полного идиота.
— Что значит, какие конкуренты? А костел? А православный собор на Преображенской? — кивнул он на своего оппонента. — Кому не нужен лишний китаец на пасху? И даже матрос им не лишний. Но матросы тоже пропали.
— Понятно, — почесал я в затылке. — Значит, евреи все-таки исчезли?
— И да, и нет, — последовал исчерпывающий ответ. — Часть, конечно, исчезла. А те, что не исчезли, живут, как форменные китайцы: без денег их даже на ланжероновский пляж не заманишь, не то что в синагогу. Но, с другой стороны, может быть, они еще найдутся. Или не найдутся. Все бывает.
Тут батюшка перебил раввина и, видимо, надеясь получить поддержку, обратился ко мне:
— А вы, молодой человек, что думаете по вопросу пророков?
Пророк от лжепророка отличается тем, что не ищет власти на земле.
Пророк, достающий меч из ножен, в ту же секунду перестает быть пророком, даже если он был им. Или хотел им казаться.
— Ты же философ, Рабинович! — размахивал руками Сеня. — Ты же уже почти Маймонид! Нет, вы слышали? Он хочет маленькое национальное государство, как в Испании. Во-первых, оно не маленькое, а во-вторых, там тоже много чего есть.
— Но люди говорят, — отбивался Рабинович, — что во времена Халифата там было неплохо.
— Какие люди? — схватился за голову Сеня. — Что, еще есть свидетели? Ну, хорошо, пускай так. Но Халифат — тоже империя. А что было после Реконкисты? Что было после Реконкисты, я тебя спрашиваю? Ты философ или я философ? Так я тебе скажу: уже ничего не было. Уже ничего не было, кроме национального государства. Всех выслали, если не убили. А если не убили, тогда обязательно выслали. И уже потом убили. В другом месте.
— Но другие же живут, — не сдавался Рабинович. — Другие живут, а почему мы не можем? Зачем нам так много земли и так много людей. У нас некоторые народы до сих пор едят сырую рыбу, а многие даже читать не умеют. И я должен с ними жить. Ты бы мог кушать сырую рыбу, а, Сеня?
— Зачем мне кушать сырую рыбу, если Кларочка, дай ей бог здоровья, хорошо жарит. Если я буду кушать сырую рыбу с базара или даже прямо с моря, она обидится. Она точно обидится. Она будет думать, что я подумал, что она плохо жарит. Нет, Рабинович, империя — это наше счастье. В империи всегда всем есть место. Кому-то лучше, кому-то хуже, но место есть. Подумаешь, ему там не дадут стать императором! Зачем тебе быть императором, Рабинович? Рабинович не может быть императором. Рабинович может быть тайным советником императора и иметь больше, чем сам император.
После этой фразы, оглянувшись, Сеня издал звук, похожий на звук уходящего из порта сухогруза. Этакое “у-у-у-у-у”, плавно переходящее в “э-э-э-э-э”. Это он заметил, что я стою у раскрытой двери и слушаю.
— У-у-у-у-э-э-э-э! — сказал Сеня. — Какой человек к нам приехал! Какой человек спустился к нам, как с небес!
Сеня был моим старым знакомым или даже другом, что было для него почти одно и то же. Потому что Сеня, не успев с кем-нибудь познакомиться, сразу становился другом. Даже если друг был не друг, а враг, он все равно считал его другом. Только потому, что Сеня уже был с ним знаком. Такой у него был характер. Когда мы гастролировали в Одессе, он сразу после представления каким-то образом пробрался в нашу гримерку и прямо с порога, к изумлению Антошки, заявил буквально следующее: