Асмодей нашего времени

– Ну, не говорите! Иное даже трудно и предвидѣть. Примѣръ недалеко. Предвидѣли ли вы такую непріятность, какая произошла между вами и Пустовцевымъ? А вотъ же произошла. Но противъ распоряженія судебъ нельзя спорить – да-съ. Надобно вооружиться великодушіемъ и перенесеніемъ ударовъ несчастія.

– Да съ чего же вы взяли, что я унываю?

– Оно и то сказать, есть отъ чего и унынію предаться, есть отъ чего. Это дѣло… дѣло… не такого сорта.

– Однакожь позвольте вамъ сказать, что вы на этотъ разъ ошиблись.

– Ну, не говорите. Я ошибиться не могу, увѣряю васъ въ этомъ. Нѣтъ-съ, батенька, поживите-ка съ мое, такъ и будете читать людей, какъ по писаному.

– Поздравляю васъ съ такой опытностью.

– Да-съ, это ужь такъ! Однако, знаете ли что? Отойдемъ-ка къ сторонкѣ: я хочу поговорить съ вами подружески.

И подхвативъ Софьина подъ руку, Тошный потащилъ его въ газетную комнату, гдѣ также встрѣтили Софьина непріязненные взгляды и двусмысленныя улыбки.

– Вотъ видите ли, Владиміръ Петровичъ, заговорилъ Тошный, разставивъ ноги херомъ и держа его за пуговицу сюртука, – дѣло ваше съ Пустовцевымъ бросило на васъ, такъ сказать, тѣнь. Тутъ надо теперь умомъ поработать, да-съ, крючокъ поддѣть, на удочку, то есть, поймать, чтобъ онъ, знаете, ни туда ни сюда, дуэль ему этакую задать… по-нашенски, понимаете?… Въ дѣлахъ-то онъ, я вамъ скажу, простоватъ и крайне неостороженъ, такъ вы… того… подстерегите какой нибудь промахъ этакой, да и въ пику ему, въ пику черезъ высшее начальство, чтобъ онъ, понимаете, зналъ да вѣдалъ, чувствовалъ да разумѣлъ. Ей-ей, правда-съ!

– Къ чему вы говорите мнѣ это, Соэонтъ Евстффьевичъ? сказалъ Софьинъ съ маленькой досадой.

– Да вѣдь нельзя жь этого дѣла такъ оставитъ!

– Послушайте, – если я отказался стать съ Пустовцевымъ на барьеръ при рукоплесканіяхъ свѣта, то неужьто соглашусь даже подумать когда нибудь затѣять противъ него борьбу постыдную, низкую, которая въ тысячу разъ хуже, чѣмъ изъ за угла ножемъ пырнуть?

– Ну, не говорите! Я зналъ весьма многихъ почтенныхъ мужей, которые этимъ средствомъ лучше и чувствительнѣе всякой тамъ дуэли давали себя знать своимъ противникамъ.

– И на здоровье имъ!

– По мнѣ, вотъ это я есть настоящая дуэль! И опасности никакой, и имя честное не страдаетъ.

Софьину становилось даже дурно отъ такихъ благоразумныхъ совѣтовъ. Чуть-чуть не послалъ онъ къ чорту своего собесѣдника и думалъ, какъ бы избавиться отъ него поприличнѣй.

– Вы долго тутъ останетесь? сказалъ онъ такъ, чтобъ сказать что нибудь.

– Нѣтъ-съ, сей часъ домой. Я думалъ встрѣтить тутъ Авксентія Павловича; нужно посовѣтовать ему тамъ кое-что; некстати остороженъ да и щекотливъ немножко, вотъ не хуже васъ. Съ правдою, батенька, теперь далеко не уѣдетъ.

– А супруга ваша здорова?

– Покорнѣйше благодарю-съ. Саша у меня все дома; скучаетъ, бѣдненькая. Вѣдь безъ меня ни-ни, никого не приметъ; такая застѣнчивая и робкая. Да, кстати вотъ напомнили! Зачѣмъ же насъ-то, насъ-то вы забываете? Побойтесь Бога! Мы съ женой люди простые, обычаевъ свѣтскихъ не знаемъ, амбиціей не занимаемся; стало быть какая намъ нужда до того, что говорить тамъ о васъ разные другіе? Мы всегда вамъ будемъ рады. – А, мое почтеніе, Авксентій Павловичъ! вскричалъ Тошный, завидѣвъ господина въ двойныхъ очкахъ и куцомъ парикѣ, худо прикрывавшемъ остатокъ курчавившихся на затылкѣ волосъ. – До свиданья, любезнѣйшій Владиміръ Петровичъ! Извините!

Софьинъ готовъ былъ разцаловать этого господина, который такъ въ пору подоспѣлъ къ нему на выручку и избавилъ отъ такого милаго собесѣдника. Онъ остался на томъ же мѣстѣ. Болѣзненно ныла растерзанная душа его; такія минуты уносятъ у человѣка десять лѣтъ жизни!..

Въ швейцарской раздался дружный хохотъ. Съ шумомъ ввалились въ залу нѣсколько молодыхъ людей; впереди ихъ выступалъ Племянничковъ съ смѣющимся лицомъ и съ самыми гулливыми манерами. Вся эта ватага направилась къ комнатѣ, гдѣ былъ Софьинъ. Шагъ черезъ порогъ и веселая физіономія Племянничкова сдѣлалась серьезною и важною; онъ слегка поклонился и круто поворотилъ назадъ. Софьинъ вздохнулъ глубоко-глубоко… Медленно присѣлъ онъ къ столу, заваленному газетами, еще медленнѣй протянулъ руку и машинально захватилъ вмѣстѣ Constitutionel и Русскій Инвалидъ. Пробѣжавъ глазами первый, онъ продолжалъ читать послѣдній, и казалось, остановилъ особенное вниманіе на извѣстіи объ отъѣзжающихъ.

Такъ прошло болѣе часа, и никто не подошелъ къ Софьину, никто не сказалъ ему даже оффиціальнаго привѣта. Всякій, заглянувъ въ газетную, повертывался и уходилъ прочь. Въ самой залѣ какъ будто пролетѣлъ тихій ангелъ…

Вдругъ въ той же залѣ послышался громкій голосъ Небѣды: "Гдѣ? не можетъ быть!" и въ туже минуту Онисимъ Сергеевичъ сталъ лицомъ къ лицу съ Софьинымъ.

– Что вы тутъ дѣлаете? сказалъ Небѣда.

– Читаю.

– Читаю, – въ Клубь ходитъ не за тѣмъ, чтобъ читать, а время проводить пріятно.

– Я и провожу его пріятно.

– Хороша пріятность! За книгами-то? Я только и читаю ихъ, что на сонъ грядущій. Удивительное дѣйствіе производитъ; что твои порошокъ сонный. Пойдемте-ка въ залу!

– Я ужь тамъ былъ.

– Да чтожь букою-то сидѣть?