Асмодей нашего времени

– У всякаго своя манера, Онисимъ Сергеевичъ.

– Это не ваша манера, позвольте наконецъ сказать вамъ. Вы хандрите, вотъ и все! Да полно! Плюньте на всѣхъ и на вся. Я вамъ сказалъ, что все переверну, ну и переверну. Дайте лишь срокъ.

– Много хлопотъ будетъ, Онисимъ Сергеевичъ. Общественное мнѣніе – не кукла, которую ребенокъ то одѣваетъ, то раздѣваетъ по произволу. Не въ досаду вамъ, Онисимъ Сергеевичъ, скажу; тяжела жертва, которую я принесъ вашему спокойствію!..

– Чтожь это? Вы раскаеваетесь?

– Это чувство мнѣ недоступно. Раскаяніе есть слѣдствіе необдуманности; а на что я рѣшился разъ, тому и быть такъ, что бы ни вышло изъ того. Если промахнусь, выбраню себя, приму это за урокъ на будущее время и дѣло съ концомъ.

– Да что васъ обидѣли тутъ что ли?

– Нисколько. Всѣ держали себя, какъ должно.

– Нѣтъ, видно, не какъ должно! Да вотъ я сейчасъ разузнаю.

И проворно повернувшись, Небѣда изчезъ изъ газетной. Софьинъ вскочилъ чтобъ удержать его, даже крикнулъ ему вслѣдъ: но Небѣда, не оборачиваясь, махнулъ головой съ видомъ рѣшительнымъ, и оставилъ Софьина посреди комнаты съ протянутыми впередъ руками.

Первымъ, на кого обрушился Небѣда, былъ тотъ господинъ язвительнаго свойства, который вызывался проучить Софьина. Къ несчастію своему, этотъ храбрецъ не поудержался, и повторилъ нѣсколько словъ въ духѣ прежней своей реплики. Небѣда ринулся на него, какъ коршунъ на цыпленка, и въ пухъ разщипалъ его, не стѣсняясь ни въ выраженіяхъ, ни въ громогласіи. Досталось и Трухтубарову и Ерихонскому и Тошнину, досталось всѣмъ, кто имѣлъ неосторожность подойти въ эту пору къ кружку, образовавшемуся около Небѣды. Голосъ его раздавался во всѣхъ сосѣднихъ комнатахъ, и даже оффиціанты высунули изъ буфетной свои осклабленныя физіономіи.

Софьянъ слышалъ все до единаго слова. Блѣдный, встревоженный онъ твердыми шагами вошелъ въ залу и взявъ за руку Небѣду, сказалъ окружавшей его толпѣ:

– Я очень сожалѣю, господа, что появленіе мое здѣсь сдѣлалось поводомъ къ раздору между вами. Уступаю всѣмъ безвозмездное право перецѣнивать и бранить меня, сколько угодно: но объ одномъ прошу, – не обижайтесь горячимъ словомъ Онисима Сергеича, и еще, – если станете судить меня, то забудьте одно имя, уваженіе къ которому вы должны имѣть всѣ, какъ люди благородные. Прощайте, господа; говорю, прощайте, а не до свиданія!

И пожавъ руку Небѣды, Софьинъ шибко пошелъ вонъ изъ Клуба. Но въ дверяхъ чуть не столкнулся онъ съ Пустовцевымъ: отступивъ другъ отъ друга, они остановились на одно мгновеніе. Софьинъ посторонился, и Пустовцевъ, взбивая лохматые волосы, вошелъ въ залу, небрежно переваливаясь съ ноги на ногу.

И долго потомъ досужіе языки теребили честь, имя и каждое слово Софьина, и долго еще служилъ онъ предметомъ насмѣшекъ и язвительныхъ порицаній. Пульки окончательно разстроились, что также подало поводъ записнымъ игрокамъ побранить Софьина за его неумѣстное появленіе.

А что же Софьинъ?.. О, не приведи Богъ никого быть на его мѣстѣ!.. Свѣтъ-инквизиторъ жесточе и изобрѣтательнѣй изверга Торквемады истерзалъ, измучилъ свою жертву!..

Вотъ ужь болѣе недѣли, какъ опущены сторы у оконъ квартиры Софьина; болѣе недѣли, какъ никто не потревожилъ подъѣзднаго колокольчика, да и самого жильца не видать что-то нигдѣ. Особы, которыя имѣютъ страшную охоту все выпытывать да вывѣдывать, начали уже безпокоиться, и нѣкоторыя даже рисковали подсылать горничныхъ и лакеевъ поразвѣдать немножко, хоть бы и окольнымъ путемъ, какъ-дескать, что и почему? Спрашивали наконецъ и Небѣду, но и отъ него ничего не узнали: однихъ Онисимъ Сергеевичъ вовсе не удостоивалъ отвѣтомъ, другіе услышали отъ него только какое-то бормотанье подъ носъ, а инымъ онъ просто говорилъ; "убирайтесь, пожалуста!" – и только. Самъ авторъ не знаетъ, какъ доложить читателямъ о томъ, что намѣренъ предпринять Софьинъ. Одно только удалось намъ подмѣтить, что на другой день, послѣ клубской исторіи, онъ посылалъ Никиту въ Казначейство, и потомъ черезъ часъ на почту съ какимъ-то пакетомъ. Встрѣтившійся съ Никитою поваръ Трухтубаровыхь, состоявшій съ нимъ въ дружескихъ связяхъ и родной братъ Кици – предмета нѣжной страсти его, полюбопытствовалъ было узнать адресъ на пакетѣ, но Никита отвѣчалъ только: "не утруждайтесь, Михайла Кирилычъ, ни льзя-сь. Посылаемъ въ американскія земли, чтобъ клубники оттуда прислали-съ. Катеринѣ Кириловнѣ наше глубочайшее-съ." Вотъ и всѣ свѣдѣнія о Софьинѣ; больше ни имѣется. По уваженію таковыхъ обстоятельствъ, мы по неволѣ должны оставить на время Софьина, и заняться другими дѣйствующими лицами нашего разсказа.