Артем Гармаш

Мусий, не мешкая, пошел в волость, размышляя всю дорогу: зачем вдруг он мог понадобиться старосте? И почему — не в сельское правление, а в волость?

Возле крыльца толпилось немало народу и стояли две подводы. Подводчики — свои, ветробалчанские. Куда же это они снарядились? Но никто толком ничего не знал. Не задерживаясь, зашел прямо в помещение. И только переступил порог, диву дался: за двумя канцелярскими столами, и почему-то отдельно, обедали какие-то незнакомые люди. За одним столом — четверо, с виду обыкновенные крестьяне, и, видно, только с дороги, в запыленной одежде. На расстеленной газете перед ними лежали нарезанный хлеб, сало, зеленый, с грядки, лук. За другим столом сидели двое. Эти тоже были одеты по-крестьянски, но более чисто. На одном из них была даже праздничная сорочка с вышитой манишкой, а поверх — тесный пиджак, явно с чужого плеча. Да и сама манишка почему-то — Мусий не мог этого понять — как-то не пристала ему. «И где он, такой красноголовый, взялся у нас?» — невольно подумалось Мусию. Бросалось в глаза и то, что стол перед ними был застелен по краю вышитым рушником, а на нем, кроме хлеба и того же сала, еще что-то в мисках вареное. «А чего это им такая привилегия?» И вдруг услышал, как один обратился к другому по-немецки. Сразу же понял все. И новая, теперь уж тревожная, мысль пронизала его: «А где же третий?»

В комнате, кроме этих чужих, были еще с десяток человек своих, среди которых Мусий увидел и Пожитько, сельского старосту, да Хому Гречку. Были люди, как видно, и в смежной комнате, ибо, заметив Мусия, Пожитько крикнул кому-то в открытые двери: «Пришел Скоряк!» — и кивнул головой Мусию, чтоб зашел туда.

У Мусия теперь уже тоскливо заныло сердце от предчувствия неминуемой беды. А когда зашел в другую комнату и увидел Жмудя, начальника волостной варты, который, очевидно, составлял протокол, записывая показания Передерия Марка, понял уже, что за беда и зачем его сюда вызвали. Стал настороженно прислушиваться к тому, что рассказывал Передерий. А тот уже заканчивал свой рассказ. И все же Мусий из обрывков фраз, из ответов Марка на вопросы начальника варты представил себе почти полностью весь последний акт представления, разыгранного партизанами на околице села, где живет Передерий, почему он все и видел.

Теперь уже ничем не рискуя, партизаны отпустили всех, кто был при стаде, — и немцев и гуртовщиков. Однако двое из них — один немец и один наш — стали просить, чтобы их не отпускали, а разрешили пристать к ним. Немец просто объяснил, что не хочет попасть в штрафной батальон, а затем в мясорубку на Западный фронт. И все показывал свои ладони — мол, сам из рабочего класса. Вот их и забрали с собой в лес. Хотя перед этим долго спорили те трое на тачанке, особенно один. «Не Теличка ли, часом?» — спросил начальник варты. У Мусия так и екнуло сердце. «Ага, вот именно он, — подтвердил Передерий. — «Ну их к черту, говорит, мало у нас и так всякой сволочи, подосланных шпиков!» Сам, мол, только чудом выпрыснул из беды, а то бы болтался на вербе или осине!» На вопрос начальника варты, какую беду имел в виду Теличка, Передерий ничего не мог сказать. И вообще это все, что он слышал от Телички.

— Ну а ты, Скоряк, что слышал от него? — нарочито так внезапно, чтобы застать врасплох, обратился начальник варты к Мусию.