Читаем Артем Гармаш полностью

Позже, уже в полночь, Грицько снова вернулся к этой теме, но теперь уже в ином, лирическом тоне: «Нет, не могу понять, как ты могла?.. — Ивга молча ладонью закрыла ему рот, Грицько отвел руку. — Да я уж не о том… Но как ты могла не сказать мне, не поделиться со мной? Ведь для женщины, если она по-настоящему любит мужчину, нет большей радости, как почувствовать под сердцем ребенка от него!» — «Какой же ты нахал! — незлобиво отозвалась Ивга. — Значит, я люблю тебя не по-настоящему? А как? Из расчета? За твои поместья? Хватит, спи уж, мой романтик глупый!» В ту ночь о свадьбе не было у них разговора. Но со следующего дня, почти каждую ночь они, натешившись да отдохнув, а то и поспав часок, проснувшись, заводили разговор о свадьбе. Собственно, о самом венчании, поскольку выполнением этой необходимой формальности они и думали обойтись. Ивга предлагала венчаться не в Ветровой Балке, а в городе. Как и положено — в приходе церкви, где ее метрика. И не в праздник, а среди недели — меньше зевак. Грицько довольно равнодушно со всем соглашался. Ладно, в городе так в городе. Выберет день, когда лошади будут свободны, не в работе, да и съездят в город, с тем чтобы на следующий день и домой вернуться. Но куда? На Белебень к нему Ивга категорически отказалась: «Ни за барыню не хочу, ни за служанку!» Придется в школу. К комнатушке можно будет еще и класс под жилье оборудовать. Не сейчас, конечно, а как закончится учебный год… И вот неделю тому назад закончились занятия в школе, начались каникулы. На следующий же день Ивга наняла двух женщин — вынесли парты в сарай, принялись за побелку. Да прежде пришлось заделывать трещины, а потом, пока раздобыли глины белой, Грицько должен был съездить в Князевку, — на целую неделю растянулся ремонт. А думали еще до троицыного дня и в город съездить и возвратиться. Не успели. Теперь уж придется сразу после праздника…

«Э, нет, не выйдет сразу после праздника!» Грицько и сам не понимал — то ли подумал он это, то ли вслух сказал. Чтобы проверить, глянул на Остапа. Тот сидел понурившись, с выражением усталости и печали на темном лице. Нет, не слышал, как видно. Но сейчас, почувствовав взгляд Грицька на себе, повернулся к нему и спросил:

— А пропустят ли лесовики? Сказывают, что на ночь все дороги перекрывают.

— Проедем, — сказал Грицько.

К лесу подъехали уже в сумерках. А когда въехали под своды вековых дубов и осокорей, сразу и обступила их ночь, темная и настороженная. Не успели углубиться в лес, как из темноты, из-за кустов, выскочили двое с винтовками.

— Стой! — Подошли к самой телеге, присмотрелись повнимательней. — А, Саранчук! — узнал один. — А это кто с тобой?

— А это — со мной, — ответил Грицько.

— Понятно! — И отступили от телеги.

Поехали дальше.

— А тебя знают тут, — сказал Остап удивленно.

Грицько из соображений конспирации схитрил:

— Знали бы и тебя, кабы целый месяц в лесу вшей кормил вместе с ними.

Возле хаты лесника, через дорогу, на поляне, где зимой происходил первый сбор основателей красногвардейского отряда, на котором Тымиш Невкипелый был избран командиром, возле шалаша горел костер под котлом на треноге. Вокруг человек с десять партизан из сторожевой заставы — пока варится кулеш — весело разговаривали. Наверно, кто-нибудь из них рассказывал веселую побасенку — время от времени тишину взрывал громкий хохот.

«Значит, не знают еще, — мелькнула мысль у Грицька. — А может…»

И то же самое, видно, подумал Остап. Сказал, когда отъехали:

— А может, Грицько?.. Ведь сама-то Ульяна своими глазами не видела.

— Дай боже! — вздохнул Грицько. И подумалось: как мало нужно человеку в беде! Блеснул слабый лучик надежды, и уже отлегло немного от сердца. И даже на разговор потянуло.

Грицько дал отдохнуть лошадям — ехал некоторое время тихо. А сами тем временем закурили.

— А про Артема так ничего и не слыхать? — после первой затяжки спросил Грицько.

— Живой! — сразу оживился Остап. — Ульяна сказывала, что за несколько дней до ее приезда и он ночевал у Горпины и Власа-денщика, что нынче за дворника у Галагана. Бедует шибко. Безработный. Будто какой-то охвицер, знакомый Власа, хотел за кучера к Галагану в Князевку устроить, но сорвалось. Намеряется сюда.

— Ну, так чего же ты вздыхаешь?

— Не будет ему жизни и тут, — ответил Остап. — Значит, в лес…

— Живут и в лесу, — сказал Грицько. — Живут, и даже не всегда, как видишь, горюют! Слышишь?

Еще бы не слышал! Весь лес звенел и отдавался эхом песен. Между деревьями там и сям горели костры. Партизаны жили в шалашах, не все вместе, а отдельными подразделениями. Сегодня в троицын день ко многим пришли жены проведать с гостинцами. И по лесу катятся волны хоровых песен. От одного костра:

Ой, козаче, козаче-гультяю,Виведь мене з зеленого гаю…

А от другого — глуше, слов и не разобрать, а только по мотиву узнается — пели печальную: «Туман яром, туман яром…»

Перейти на страницу:

Похожие книги