Артем Гармаш

— Да, может, в благодарность за это и Трофимку нашего не так часто за уши будет драть. Когда и пропустит. Другого кого выдерет! Ну, а в городе что слышно?

Диденко отговорился тем, что спешит, а вечером, как приведет Ивгу Семеновну, расскажет обо всем подробно.

Когда Павло вернулся домой, ребятишки уже высыпали из школы. Мать спала. Степанида убирала в маленькой комнате. Поэтому Веруньке и Ивге Семеновне пришлось накрывать стол к обеду. Обе в фартучках, весело переговариваясь, они это делали умело и охотно.

— А где отец?

— Еще в классе. С безобедниками, — ответила Верунька.

Не удивительно, что именно с этой темы и начался разговор.

— Скажи, папа, — спросил Павло, как только Макар Иванович сел за стол, — как в тебе сочетается «непротивление злу» с этими твоими «без обеда»? Разве это не насилие — посадить под замок мальчишек, когда они всеми своими помыслами сейчас на пруду, на катке?

— По шаблону мыслишь, сын, — добродушно ответил Макар Иванович. — Несчастные люди! Как вобьют им с детства в голову предрассудки, так всю жизнь, как колодники, таскают их… Какое же это насилие, — после небольшой паузы, собравшись с мыслями, продолжал он, — если я просто открываю им глаза на недостойность поступка (дело касалось драки во время большой перемены) и подвожу их к самоосуждению? Да еще подскажу им, как это самоосуждение сделать более эффективным.

— Поморить себя немного голодом?

— Именно так. На голодный желудок голова яснее и сердце доступнее для чистых чувств.

— Но это противоречит физиологии, — вмешалась в разговор Ивга Семеновна. — Голодной куме хлеб на уме.

— В этом-то и беда наша, что физиологию возвели в кумир. А вспомните, кстати, вы уже приводили пример из Библии. Тридцать суток в пустыне, дикий мед и акриды. А вернулся потом к людям с такими великими мыслями, что они уже без малого два тысячелетия владеют умами и сердцами человечества.

Павло только усмехнулся, услышав отцовский аргумент.

— Но какие нервы нужно иметь, Макар Иванович, — сказала Ивга Семеновна, — чтобы в каждом отдельном случае так возиться! Нет, я не смогла бы. Тем более что существуют уже проверенные в педагогической практике способы.

— Розги? Или линейка?

— Не обязательно такая крайность. Но, скажу откровенно, до сих пор у меня как редкое исключение проходил урок без того, чтобы не поставила кого-нибудь в угол, а то и выставила из класса.

Макар Иванович и ложку положил.

— Э, нет, уважаемая Ивга Семеновна, — смягчая улыбкой резкость тона, сказал он. — Давайте договоримся с самого начала: никаких наказаний! И вообще в чужой монастырь, как говорят… Обращайтесь ко мне в каждом отдельном случае. Ведь вы, как перелетная пташка, месяц-два пощебечете у нас, да и улетите! А мне, — закончил он шуткой, — мне с ними, может, и детей придется крестить.

— Боюсь, что слишком часто придется надоедать вам, — усмехнулась Ивга Семеновна. — Если даже сегодня… Только ради первого дня и сдержалась. А то так и вылетел бы у меня за дверь…

— Кто? — встревожился Макар Иванович.

— Как его фамилия, Веруня?

— Гармаш Кирилко.

— Да это же один из лучших учеников в классе! — еще больше удивился Макар Иванович. — Что же произошло?

— Расскажи, Веруня. Тебе, я вижу, больше поверят.

И девочка охотно, как на уроке, стала рассказывать:

— Ивга Семеновна сказали нам: если хорошо будем учиться и не будем баловаться, на рождество елку для нашего класса устроят. И задали нам повторить все стихотворения, где про зиму. Кирилко поднял руку. «Что тебе?» — «Я знаю одно очень хорошее стихотворение про зиму». Ивга Семеновна велели ему, чтобы рассказал. Он и начал:

Однажды в студеную зимнюю пору
Я из лесу вышел. Выл сильный мороз…

— Стой, доченька. Ты что, все стихотворение хочешь нам прочитать? Не стоит, мы его помним.

— Нет, я не все. Я только эти две строчки, которые Кирилко успел прочитать. А тут его Ивга Семеновна и остановили: «Хватит!» И посадили его.

— Один из лучших декламаторов! — продолжал удивляться Макар Иванович.

И тогда Ивга Семеновна взялась сама все объяснить:

— Я не поэтому, Макар Семенович. А просто не сочла целесообразным, поскольку преподавание ведется на украинском языке, приплетать сюда и русский. Просто чтобы не калечить и тот, и другой язык. Так и ученикам объяснила. Но, как видно, мое объяснение Гармаша не удовлетворило. Сев на место, он что-то тихо сказал своему соседу по парте, отчего тот фыркнул на весь класс. Сначала меня это только заинтересовало. Действительно — ну что он мог такое смешное сказать?! Стала расспрашивать его. Но сколько ни билась… И это ослиное упрямство — ни разу даже головы не поднял — едва не довело меня…

— Нет, нет! — перебив ее, решительно заявил Макар Иванович. — Мы об этом договорились: никаких дамских истерик! Оставьте их для своей внешкольной работы. И для партийной. Там это будет как раз кстати. Павло говорил, что вы тоже эсерка.

Обиженная Ивга Семеновна промолчала. Она и так уж едва сдерживала себя, чтоб не сказать резкого слова этому, как выясняется, просто невыносимому старику.