Артем Гармаш

И сразу в воображении возник уютный родительский домик в Приднепровском переулке. Сад завален снегом по пояс — не пройти. Но маленький дворик весь изрыт траншеями-тропами — к калитке, к дровяному сараю и просто так, целый лабиринт. Это дед вырыл для внучки, чтобы было где девочке играть. Ивга Семеновна не считала себя образцовой матерью и объясняла это не столько особенностями своего характера, сколько обстоятельствами, сопровождавшими само рождение дочери. Натерпелась тогда! Последние месяцы перед родами, когда уже невозможно было скрывать беременность, просидела безвыходно дома, казня себя за легкомыслие, с которым допустила эту неприятность. Да и после родов долго не было ей проходу от чрезмерно любопытных и сочувствующих родичей и знакомых. И только через год, отняв ребенка от груди, Ивга Семеновна по протекции того же Галагана устроилась учительницей в пригородном селе Вишняки. С тех пор бывала с дочкой только по праздникам да во время каникул, не слишком беспокоясь о ней во время разлуки, — знала, что бабушка и дед любят внучку и что сама Леся привязана к ним. Она и называла бабушку не иначе как «мама», а для матери оставалось только «Женя». Так складывались на протяжении десяти лет их отношения, скорее похожие на отношения сестер, чем матери и дочери. Ивгу Семеновну это вполне устраивало. Единственной ее заботой была материальная помощь родителям, чтобы внучка не была им в тягость. До сих пор с этим было все в порядке. Галаган был достаточно порядочным в этом отношении, помогал деньгами. И даже не злоупотреблял своим правом на «компенсацию». Ивгу Семеновну и это целиком устраивало. И своей независимостью она пользовалась в полной мере. Но до каких же пор?! Нет, это уже в последний раз!

В последний, да, по сути, и в первый. Ведь разве любовь у нее была — и к Леониду Павловичу (за все годы ни разу даже мысленно не назвала его по имени, а только по имени-отчеству), и к Конашевичу, члену ЦК украинских эсеров, скрывавшемуся от полиции у их общих знакомых в течение трех месяцев? Он сумел своим пылом политического деятеля увлечь ее, втянул в свою организацию и потом, чуть ли не в порядке партийной дисциплины, заставил сойтись с ним. А выехав из Славгорода, за целый год не написал ни одного письма, хотя она знала через знакомых, что он был все время на свободе, его арестовали только перед самой войной. Хам! А еще «шляхетского» рода: вел свою родословную по какой-то боковой линии от гетмана Сагайдачного! Ну, а дальше не стоит и вспоминать! От скуки. Без души. Теперь она бросала уже сама. Порывала интимные связи решительно, сразу. С удивительным самообладанием. Уже на другой день после разрыва относилась с таким подчеркнутым равнодушием, что ошарашенного экс-партнера временами сомнение брало: уж не примерещилось ли ему все то, что было у него с нею?