Арсен Люпен

За окном на небе – ни звезд, ни луны, одна непроглядная тьма. Арсен достал из шкафа веревку с узлами, привязал ее к перилам балкона, перелез через него, и медленно, опираясь на водосточный желоб, пополз вниз к окну, расположенному этажом ниже. Это было окно кабинета; плотные шерстяные шторы скрывали все происходящее внутри. С минуту он неподвижно стоял на балконе, навострив уши и вглядываясь в темноту.

Было тихо; Люпен слегка толкнул створки окна, надеясь, что никто не удосужился проверить шпингалет, который он после обеда повернул так, чтобы язычок не вошел в паз. Окно приоткрылось, очень осторожно Арсен растворил его, просунул голову и тут же замер. Сквозь щель между шторами он увидел Жервезу и Людовика, сидевших около сейфа.

Они изредка и очень тихо перебрасывались короткими фразами, не отрываясь от своего занятия. Арсен Люпен прикинул расстояние, отделявшее его от них, рассчитал действия, которые надо было совершить, чтобы нейтрализовать одного супруга за другим и не позволить им позвать на помощь. Он уже собирался ринуться вперед, как вдруг услышал слова Жервезы:

– Как холодно стало в комнате и всего за какую-то минуту! Пойду, пожалуй, лягу. А ты?

– Мне хотелось бы закончить.

– Закончить! Тут и до утра не разобраться.

– Да нет, работы на час, не больше.

Она удалилась. Прошло двадцать-тридцать минут. Арсен еще шире открыл окно, заколыхались шторы. Людовик обернулся и, увидев раздувшиеся от ветра занавески, поднялся, чтобы закрыть окно…

Все обошлось без борьбы и криков. Арсен Люпен несколькими точными движениями, не причинив особой боли, оглушил Людовика, закрыл ему лицо шторой, чтобы тот не успел разглядеть лица нападавшего.

Затем Арсен бросился к сейфу, схватил две папки, вышел из кабинета, спустившись по лестнице, пересек двор и открыл калитку. На улице его ждал экипаж.

– Спрячь это, – сказал он кучеру, – и следуй за мной.

В два захода сейф был опустошен, затем Арсен поднялся в свою комнату, отвязал веревку и уничтожил следы своего пребывания. Все было кончено.

Через несколько часов Арсен Люпен вместе с сообщником приступил к анализу содержимого папок. Обнаружив, что состояние Эмберов далеко не так велико, как все полагали, Арсен, предвидевший это, вовсе не был разочарован. Ни сотен, ни даже десятков миллионов здесь не оказалось. Состояние Эмберов исчислялось очень внушительной цифрой и было вложено в исключительно доходные отрасли: это были акции железнодорожных компаний, государственные ценные бумаги, акции Суэцкого канала, северных шахт и т. д.

– Конечно, – сказал Люпен, – без убытков не обойдется, когда придет время торговаться, придется не раз, и не два отдавать бумаги за бесценок. Не беда. Благодаря этому первичному капиталовложению я надеюсь начать жить, как хочу… и реализовать кое-какие проекты, которые задумал.

– А остальные?

– Можешь все сжечь, милый друг. Эти бумаги лежали в сейфе для внушительности, нам они не нужны. Что же касается нашей добычи, мы спокойненько запрем ее в шкафу и будем ждать подходящего момента.

На следующий день Арсен, как ни в чем не бывало, вернулся в особняк Эмберов. Но из утренних газет он узнал нечто совершенно неожиданное: Людовик и Жервеза исчезли. Вскрытие сейфа происходило в чрезвычайно торжественной обстановке. Понятные обнаружили в нем то, что оставил Арсен Люпен… то есть ничего.

Таковы факты, которые изложил мне месье Люпен, когда разоткровенничался. Он ходил взад-вперед по моему рабочему кабинету, и в глазах его плясали чертики, которых я не замечал раньше.

– Это одно из самых удачных ваших предприятий? – спросил я.

Не ответив мне напрямую, он продолжал:

– В этом деле еще остались загадки. Зачем они сбежали? Почему они не воспользовались помощью, которую я невольно оказал им. Ведь так просто было заявить: «Сто миллионов лежали в сейфе, а теперь их здесь нет, потому что они украдены!»

– Эмберы потеряли голову.

– Да, действительно, потеряли голову… Но с другой стороны, ведь правда, что…

– Что – правда?

– Так, ничего.

Что скрывалось за его недомолвкой? Он мне что-то недоговорил, и было очевидно, что не скажет. Я был заинтригован. Должно быть, речь шла о чем-то очень серьезном, если у такого человека возникли сомнения. И я наугад стал задавать ему разные вопросы.

– Вы с ними больше не встречались?

– Нет.

– А не испытываете ли вы что-то похожее на жалость к этим супругам?

– Я?! – воскликнул он, подскочив.

Его возмущение удивило меня. Может, я попал в точку?

– Разумеется, – упорствовал я. – Не появись вы, они, может быть, могли бы решить эту проблему… или по крайней мере уехать с полными карманами.

– Вы думаете, что я испытываю угрызения совести?

– Конечно!

Он сильно ударил по моему столу.

– Итак, по-вашему, я должен испытывать это чувство?

– Это может быть сожаление. Но хоть какие-то чувства…

– Испытывать какие-то чувства по отношению к людям…

– К людям, у которых вы отняли состояние.

– Какое состояние?

– Ну как же… ценные бумаги?

– Ценные бумаги? Так в этом мое преступление, моя вина? А вам не пришло в голову, черт побери, что они были фальшивыми, эти ценные бумаги?

ОНИ БЫЛИ ФАЛЬШИВЫМИ!