Аргонавт

На конференции я себя чувствовал довольно неуютно. Все время цитировали каких-то философов, я даже решил записывать, чтобы спросить тебя, не слыхал о таких: Northrop Frye, Frederic Jameson, Gadamer – немногие, кого успел записать. Один пожилой норвежский философ (я бы сказал, он походил на безумного изобретателя, которого насильно вынули из лаборатории, откуда он не вылезал лет тридцать, такой он был потертый и в себя углубленный), ссылаясь на выше перечисленные имена и многих других, кого не успел записать, на простеньком английском рассуждал, ни на кого не глядя (казалось, что говорил с самим собой), о том, что в большинстве случаев люди ничего не познают, а всего-то манипулируют знаками, не вдаваясь в подлинное значение слов и понятий, не говоря о самом означаемом, что ведет к бесчисленным девиациям интерпретаций, уводящих человеческое сознание от самого познания, которое не что иное, как процесс: познать и знать окончательно, как утверждает этот норвежец, нельзя, можно только стремиться осуществлять процесс, который окончательным быть не может, то есть нет незыблемых истин и каких-либо знаний, которые можно было бы передавать, о которых можно было бы писать, можно только развить в себе волю постигать. Все написанное – будь то философия или литература – необходимо для настройки ума. Выступил американский культуролог, который – что примечательно – лет тридцать живет на маленьком скандинавском острове (название выскочило из головы), он говорил об апокалиптических тенденциях социального сознания, которые все чаще находят выражение в массовом и высоком искусстве – кинематографе, живописи, литературе, что, по его мнению, говорит о смерти государства в подсознании людей (апокалипсис не как конец света, а конец государства как системы), так как в большинстве им рассмотренных примеров одерживает победу индивидуум или маленькая община, а государство исчезает. Больше всех меня смутил выступавший вчера шведский журналист, который немного знает русский – достаточно, чтобы понимать людей и писать свои статьи; он много говорил о спирали Вико и Юнге в связи с нынешней ситуацией в РФ, он туда ездил для общения с молодыми российскими активистами. За полгода там перебрал всех: от «Наших» до какой-то «Сети». Был в штаб-квартире, где работает цех молодых поэтов-писателей, они кропотливо пишут большой эпос, создают новую культуру, новое время, в котором, как они говорят, Путин – отец народов, отец наций. Неужели такое возможно? В наши дни?! Самым неприятным оказалось то, что ко мне обращались с этим вопросом, просили прокомментировать, а я был поражен больше них и не знал, что ответить.

* * *

Не понимаю, чему ты удивляешься. Разве в советское время было не то же самое? Обыкновенный тоталитаризм – его искоренить так же трудно, как борщевик. У нас на даче каждый сезон начинался одинаково, мать вопила: «Только не подходите к борщевику! Только не трогайте руками!» – Символ моего детства, любимое растение Сталина, говорят, по его приказу борщевик сажали по всему СССР, как кукурузу при Хрущеве, – и для меня он символ русского фашизма. Как увижу борщевик, так и слышу внутренним слухом вопль матери: «Оте-ец! Оте-ец!»

Боялась борщевика больше змей. Все время пилила отца: сходи покоси. Он ленился, не хотел ничего делать, сидит винцо дует, а она истошно: «Да сколько можно! Иди коси!»

Если б ты мог видеть его лицо, как он брал косу, как шел, как яростно косил; разозлившись, не мог остановиться, вымещал на бурьяне, лопухах и репье – косил, рыхлил землю, выжигал.

Каждый год, когда ехали в первый раз на дачу, мать скрипела: «Как думаешь, он опять вырос? А вдруг нету? Представь, приезжаем, а его нету…»

Как бы не так! Приезжаем, а он там, стоит, высокий, сильный – растений двадцать-тридцать, вдоль дороги, в огороде, везде.

Так и фашизм – неискореним.

Я – пессимист, не верю в перемену погоды; ни санкциями, ни культурным слиянием с Западом ничего не изменить, какие-либо перевороты ничего не улучшат, при любом позитивном изменении политической элиты РФ все эти уличные фашисты останутся. Многомиллионная армия фанатиков из подворотен, гитлеры песчаных карьеров, Сталины с улиц побитых фонарей, люди с развращенной супремасизмом психикой, надутые идеями имперского масштаба; вкусив этот наркотик, они от него ни за что не откажутся – будут искать нового Сталина, чтобы отлить из бронзы бюст, будут искать таджика или девку, чтобы забить нагайкой до смерти, – к сожалению, этот «русский мир» и на нас бросает свою гнилостную тень, и на наших детей… на многие годы вперед.

Если тебе так нравится в Швеции, то зачем искать повод не возвращаться? Не возвращайся, пока нравится. Или тебя твой друг Эдвин уже выставить собирается? Ищи работу, хату, вывози семью, живите! А вообще, это противоречие какое-то: держишься за серый паспорт, но при этом хочешь остаться в Швеции. Впрочем, ты весь состоишь из одних противоречий; кажется, что ты их умышленно выискиваешь, чтобы уравновеситься.