Арахно. В коконе смерти

Толик, который никогда не позиционировал низ своей спины как «попку», терпел изысканные пощипывания очень недолго. «Все равно дождь, — пришла прагматичная мысль. — А я даже без зонтика».

— Какая-то недетская у тебя получилась считалочка, — сказал он, разворачиваясь к Кларе и, в свою очередь, разворачивая ее спиной к себе, точно для ответного массажа. — Вот так. И чуть-чуть вперед.

— Подожди. Куда спешишь? — проворковала та, пытаясь отстраниться. — А напоить несчастную женщину? У меня текилка есть. Настоящая. Друг из Мексики привез.

Везде-то у нее друзья, с непонятным раздражением подумал Толик. Мексиканский жук, мой заморский друг, не жидись, для милки привези текилки.

Звякнули банки и отъехали от края стола, освобождая место для умеренных Клариных статей.

— О-о, киса-мальчик, киса-мальчик!.. — она рассмеялась — таким грудным и провоцирующим смехом, что Толик передумал избавляться от всей одежды, ограничившись минимальным набором срочной необходимости. — Игнорирует диванчик…

— Тише, — попросил Толик. — Тише, — думая про себя бессвязное: «Клара. Кларисса. Кларка. Вычитали Артура Кларка? Свидание с Рамой. Которую мыла мама.

Которую увековечил Самойлов. Кстати… Как там наше назидание потомкам… Которые еще впереди…»

Диван действительно присутствовал, тут же, на расстоянии вытянутой руки, миниатюрный и мягкий, как его хозяйка. Однако разгоряченному Толику хотелось, чтобы первое на сегодня фирменное «спасибо» Клара произнесла, обессиленно сползая с шаткого и скрипучего кухонного стола…

Как оно и произошло спустя некоторое время, в продолжение которого соседские пауки часто и нервно подпрыгивали вместе со своими садками, хотя ни гром, ни молния не сотрясали уже атмосферу тесноватой кухни. Только заунывное жужжание медленно умирающей мухи.

— И тебе, — совершенно искренне поблагодарил он, когда отгремела последняя банка, чудом не свалившаяся на пол.

Толик поправил ее, состроив попутно рожу двум паучкам, притаившимся внутри. Они приникли к земле, опустив клювастые головы много ниже преломленных коленей и настороженно буравя стекло четырьмя парами глаз.

— Тоже наблюдаете? — спросил паучков Толик. — Интересуетесь, как это бывает у людей? Ну-ну, наблюдайте. Тут есть на что…

Оглянулся на Клару, чертовски соблазнительную в своей неподвижности, и залюбовался. Именно та поза, какую нарисовало его воображение еще до начала любовных утех. Голова запрокинута, так что видны только шея и острый подбородок, свисают со стола спутанные волосы, под футболкой проступают опавшие конусы грудей, одна нога вытянута, другая упирается пяткой в ягодицу. Немедленно пришел на память звездоболовский перл про «поднявшись над холмами Венеры». Только не «заросшими», как грезилось чурбану Валерке. Этот холмик был гладеньким, безупречно выбритым, с небольшой коричневой родинкой в том месте, где Кларин живот встречался с ее же правым бедром.

И почему ему так не хотелось выбираться сюда — в этот покой и негу, где все уютно, начиная с обоев пастельных тонов и заканчивая постелью цвета обоев, туда, где ему совершенно очевидно были рады? Боялся привязанности, плавно перетекающей в обязанности? Чурался ее маргинальное™ (на самом деле ничуть незаметной здесь, наедине с Кларой, как будто весь запас ее цинизма остался где-то там, во внешнем мире, безжалостном по отношению к людям категории ччч: чутким, честным и чистым, да на обреченной все стерпеть бумаге)? А может, просто стеснялся смешной разницы в возрасте? Ну в самом деле, на сколько она может быть старше его? На восемь лет? На десять?

— Кукушкина, а Кукушкина, — дурачась, позвал Толик. — Сколько мне лет осталось жить? А? Ну скажи: ку…

— Хрю, — огрызнулась Клара, наконец отлипая от скользкого стола. — Ты чего так долго?

— Долго?.. — переспросил он, пряча за удивленным выражением лица внутреннее довольство собой. Пожал плечами. — Ну эта… Чтобы два раза.

— Балда! — несколькими суетливыми движениями она, насколько возможно, поправила одежду и прическу. Рассеянно пробормотала в сторону: — И выбрал же время! Самый опасный период…

— Мур-р-р, — промурлыкал Толик и потерся виском о ее плечо, пытаясь сгладить неловкость. — Может, выпьем? У тебя валерьянки нет? Мя-ау! Или чего поинтереснее? Текилки, а? Мексиканской, с червячками, с лимончиком…

— Да уж. После таких настольных игрищ лимончик бы не помешал, — буркнула Клара и обиженной походкой удалилась в ванную, унося под мышкой те детали туалета, которые не успела надеть.

Беглого взгляда на ее строгую осанку хватило Толику, чтобы сообразить, что несмотря на отсутствие зонтика, ему вскоре придется уйти в дождь, как какому-нибудь довлатовскому герою. «Он закурил и ушел в дождь». «Черт! А я ведь даже не курю…» — посетовал Толик.

Тем временем в ванной комнате под звук бьющей в раковину струи Клара Кукушкина рассматривала свое отражение в начавшем запотевать зеркале и машинально выбирала из расчески застрявшие волосы.

— Балда! — негромко повторила она, имея в виду то ли Толика, то ли уже себя, и, сама того не замечая, переплела в пальцах два длинных обесцвеченных волоска.