Аракчеевский подкидыш

XXII

На другой же день около полудня на квартире Мартенса произошло совещание четырех секундантов. Продолжалось оно довольно долго и обсуждалась подробно всякая мелочь. Оба улана приняли предложение секундантов Шумского. Они не согласились только на три выстрела, мотивируя это совершенно логично тем, что нельзя человеку держать в руках три пистолета.

Было положено главным основанием, чтобы каждому из поединщиков кричать «ку-ку» один раз, причем выстрел противника должен последовать мгновенно. Но затем на второй выстрел время не определялось. А это условие имело громадное значение, делая поединок смертельным. Однако, по предложению Биллинга, второй выстрел должен был все-таки последовать не позже, как через четверть часа после первого.

— Ну-с, теперь почти главный вопрос, — выговорил Квашнин. — Где будет кукушка? Вам известно, что ни у кого из нас нет подходящей квартиры.

— Я об этом уже думал, — заявил Мартенс. — И если вы согласитесь, то помещение уже готово, обещано и в нашем распоряжении. Вместе с тем, так как нам необходим будет, так сказать, супер-арбитрум, то владелец помещения, любезно предложивший его фон Энзе и мне, может быть и выбран нами в должность главного судьи.

— Кто же такой? — спросил Квашнин. — Вы согласитесь, что это вопрос довольно важный: где будет дуэль и кто будет этот третейский судья.

— Это знакомый г. Шумского и ваш — гусар Бессонов.

— Отлично! — воскликнул Ханенко.

— Нельзя лучше, — добавил Квашнин. — Я знаю его квартиру. У него отличная зала. Что касается его самого, то это человек резкий и грубый в обиходе и в обращении, но человек, пользующийся примерной репутацией. По крайней мере, если случится какое несчастие, то не будут врать, не будет сплетен. Всякий, зная, что Бессонов был главным распорядителем и судьей, поневоле поверит, что все обошлось честно и порядливо.

— Ну вот и отлично, — сказал Мартене. — Так я дам знать Бессонову, что мы принимаем его услуги: помещение и третейство.

Секунданты расстались с тем, чтобы поговорив с поединщиками, снова и в случае их согласия встретиться вечером у Бессонова. Разумеется, через час после этого Мартенс и Биллинг толковали с фон Энзе, а Квашнин и Ханенко с Шуйским.

Поединщики согласились каждый с своей стороны, но Шумский прибавил, что он много думал и решил в последнюю минуту предложить фон Энзе лично третий выстрел.

— Ему стыдно будет при всех отказаться. А ты, Петя, шепни Бессонову на ушко, чтобы он заготовил третью пару пистолетов. По собственному выбору парочку, так сказать, третейскую.

— Что же вы третий-то пистолет в зубы, что ли, возьмете?

— Зачем в зубы? — рассмеялся Шумский. — Ведь мы будем не в костюме праотца Адама! Третий можно за пояс заткнуть.

— Верно! — отозвался Ханенко и прибавил: — Этак, пожалуй, вы его за пояс и заткнете. Не пистолет, а улана.

— Почему же вы так думаете? Выгоды одни. И у него будет за поясом третий выстрел.

— Так-то так, Михаил Андреевич! Да вы превосходите его дерзостью.

— Тут дерзостью ничего не поделаешь! Хладнокровием скорее победишь! А фон Энзе — немец, значит хладнокровный.

Уже вечером по пути в квартиру Бессонова, Ханенко после молчания вдруг обернулся к сидевшему рядом с ним на извозчике Квашнину и выговорил:

— Петр Сергеевич! А ведь этак, знаете, может выйти два покойника.

— У нас с вами, капитан, одни мысли. Я тоже, едучи, сейчас додумался до этого. Наш азартен, а тот малый тоже не дрянной. Немец серьезный! Парень хладнокровный! Оба они «себе на уме». И так подсидят друг дружку, что как раз оба вместе на тот свет отправятся!

Уже подъехав к квартире Бессонова, Ханенко, звоня у подъезда большого барского дома, выговорил:

— А что, Петр Сергеевич, да коли оба живы останутся и оба невредимы, что тогда будет?

— Тогда, капитан, совсем уж черт знает что будет. Этим двум парням нельзя вместе на свете оставаться. Тогда, знаете ли, какой есть единственный благополучный исход?

— А неушто есть?! — воскликнул Ханенко полушутя.

— Есть…

— Какой?

— Чтобы баронесса Нейдшильд померла.

— Верно, Петр Сергеевич! И даже прехитро придумано!

— Ну, а покуда она жива, то им двум, капитан, придется сызнова начинать, и нам с вами тоже.

— Так стало быть, Петр Сергеевич, пойдет пальба до второго пришествия?

— Зачем! Будет пальба до первого отшествия, — угрюмо пошутил Квашнин.

Секунданты, съехавшиеся в квартиру гусара Бессонова, нашли хозяина в таком расположении духа, что все четверо тайно или мысленно удивились. Ханенко не вытерпел и, дернув товарища за фалды, выговорил ему на ухо:

— Что, Бессонов-то, именинник, что ли?

Квашнин чуть-чуть не рассмеялся вслух.

Действительно, Бессонова узнать было нельзя. Казалось, что ему доставляет величайшее наслаждение тот неожиданный сюрприз, что у него на квартире произойдет кукушка, которой уже давно не бывало в Петербурге.

Все четыре секунданта были угрюмы, так как для той и другой стороны дело шло о близком человеке — приятеле. Насколько Квашнин и Ханенко любили Шумского, настолько же Мартенс и Биллинг любили товарища по полку фон Энзе. Один Бессонов сиял…