Постепенно, отрубая головы и другие части тел, он начал чувствовать что-то похожее на триумф, каждый такой удар мечом был равноценен преодолению какой-то тяжелой преграды, например, сталкиванию каменной глыбы с дороги. Но отношение к глыбе могло быть только отстраненным, а отношение к казненному было почти интимным, невидимая связь объединяла палача и жертву, то было нечто большее и более крепкое, чем кровная связь. Палач хорошо осознавал, что он овладевает людьми, которых казнил, хоть и не надолго, становится их хозяином, он мог великодушно подарить лишние минуты жизни, а мог и отобрать, и эти попытки овладения жертвой он должен был делать бесконечно, всегда заново, потому что ни с одной из них он не мог установить какого-то другого контакта – только посредством меча, веревки или принадлежностей для пыток. Он чувствовал себя наравне с Богом, ибо тот давал жизнь, а он ее отбирал. Отбирал у Бога то, что принадлежало Богу, частичку самого Бога, убивал ее и чувствовал себя падшим ангелом, вырвавшимся из ада и ставшим рядом с Господом, чтобы вершить Его суд. И порой он ловил себя на мысли, что, глядя на какого-либо человека, оценивал его только с той точки зрения, насколько легко меч срубил бы его шею, с каким звуком он бы рассек ее. И люди, словно читая его мысли и фантазии, невольно втягивали головы в плечи при встрече с ним. И он замечал это не без удовольствия. Это было чувством компенсации за то, что подвергают его анафеме, исключая из жизни города, не позволяя исповедоваться и причащаться, а цеховые уставы строго запрещали любые контакты с палачом. Исключением были лишь служащие магистрата.
Тогда принято было считать, что смерть не лишает труп чувствительности, потому что он сохраняет вегетативную силу – «след жизни». Ведь всем было известно, что существует удивительная способность трупа жертвы выделять кровь в присутствии убийцы. Тело умершего способно слышать и вспоминать, а потому еще жил обычай несколько раз окликать умершего по имени, чтобы удостовериться в его смерти. Труп – еще тело и уже мертвец, говорил Касперу отец. В глазах палача труп превращался в сырье для изготовления весьма действенных лекарств. Это была еще одна возможность заработать деньги, распродавая различные части казненного. Кости мертвеца использовали с профилактической целью, их носили на шее или зашивали в одежду, как амулет. Из обожженных костей счастливых супругов или страстных любовников приготовляли возбуждающий любовный напиток. Некоторые из фармацевтов брались за изготовление «божественной воды», названной так за свои удивительные свойства: труп казненного, который при жизни отличался хорошим здоровьем, разрезали вместе с костями и внутренностями на мелкие кусочки, все смешивали и с помощью перегонки превращали в жидкость. Позже в определенное количество этой «божественной воды» добавляли от 3 до 9 капель крови больного и осторожно взбалтывали над огнем. Если вода и кровь хорошо смешивались, это был знак, что больной будет жить, если нет – умрет. Лекарства из трупов были дорогими, поскольку приготовить их было непросто. Даже короли принимали лечебное питье, составленное из 42 капель экстракта человеческого черепа.