— Ждали? Они не ждали… Они вооружались. Они организовывались. Аппельбаум еще в июле сорок второго предложил Чернякуву оказать сопротивление немцам. Юденрат тогда отказался это делать. А Аппельбаум и его люди не решились выступить самостоятельно. Впрочем, тогда они и не могли ничего сделать. С начала «Большой акции» «Звензек» был отрезан от своих складов оружия. Но к январю сорок третьего в «Звензеке» уже числилось более тысячи пятисот бойцов.
— А оружие? Люди были, так. Но оружие?
— У них были мастерские. Две как минимум. Там делали гранаты. И у них были пулеметы — не меньше десяти. Это подтверждено документально. Трудно представить, где они раздобыли пулеметы, но пулеметы были. У «Боевой» были пистолеты.
— Почему они не объединились — «Боева» и «Звензек»?
Гаривас пожал плечами.
— Трудно сказать… Есть данные о том, что левая «Организация Боева» и в тех условиях гнула свою довоенную линию. Они отмежевывались.
— Бред… — брезгливо процедил Владик. — Нашли время.
— Не нам судить. Но они все же как-то договорились. Территория гетто была разделена на военные округа, каждая организация отвечала за свой округ. Кроме того, «Звензек» передал левым часть оружия. Пятьдесят пистолетов и несколько сот гранат.
— Пятьдесят пистолетов. Пятьдесят пистолетов против вермахта.
— Чем богаты, так сказать… Итак. Девятнадцатого апреля немцы начали наступление на гетто со стороны Налевок и Заменхоф. Евреи держали оборону, сожгли танк и убили несколько десятков немцев. А на Мурановской был длительный позиционный бой. В доме номер семь располагался штаб, из подвала шел тоннель. Всего бойцы «Звензека» прорыли шесть тоннелей. По ним из города доставляли еду и медикаменты. В боях на Мурановской немцы потеряли еще один танк, но двадцать шестого площадь была захвачена. Казалось, что восстание подавлено… Но двадцать седьмого апреля дело пошло так, словно гетто получило подкрепление. Через тоннель прошел отряд и атаковал немцев. А может, это даже был и не один отряд… Атака, которую предприняли евреи, была настолько мощной, что немцы на какое-то время отступили.
— Что за отряд?
— Не знаю, — с сожалением сказал Гаривас. — Я не нашел никаких данных об этом отряде. Бой шел до заката, ночью люди стали уходить по тоннелям. Аппельбаум отказался оставить гетто. У него не было связи с другими отрядами, и он отказался уходить. Через тоннели вынесли раненых и вывели большое количество людей, в боях не участвовавших.
— А что стало с Аппельбаумом?
— Погиб. — Гаривас раздавил в пепельнице окурок. — Свидетели утверждают, что он скончался после тяжелого ранения. К двадцать седьмому числу «Звензек» потерял почти всех своих командиров. Многие бойцы гетто ушли по Мурановскому тоннелю и скрылись в Михалинских лесах. Немцы начали прочесывать гетто и уничтожать бункеры.
Гаривас вытащил из стопки еще один лист.
— Вот рапорт бригаденфюрера СС Йоргена Стропа. — Он стал читать вслух: — «Всего было обнаружено тридцать шесть бункеров, из этих убежищ было извлечено две тысячи триста пятьдесят девять евреев, сто шесть из них убиты в бою. На второе мая найдено еще двадцать семь бункеров. Были ранены четверо немецких полицейских и пятеро польских полицейских…».
— Гетто прочесывали поляки?
— Да уж не эскимосы, — гадливо сказал Гаривас. — И прочесывали и штурмовали, обычное дело. Но эту Америку мы ведь не станем сейчас открывать, верно? В Литве евреев убивали литовцы, а на Украине — украинцы. И так далее. Если бы немцы взяли Москву, то евреев убивали бы москвичи. Еще бригаденфюрер докладывает… — Гаривас вгляделся в текст. — «Шестого мая ранен унтершарфюрер СС и два человека из заградительного отряда. Уничтожено сорок семь бункеров». — Он разжал пальцы, и бумага слетела ему под ноги. — Отдельные стычки случались вплоть до начала июня. В рапорте указывается, что последний бой с эсэсовцами пятого июня вела группа евреев из преступного мира.
— В смысле? — Владик изумленно поднял брови. — Господи, и там тоже?
— Их было человек пятнадцать, бандиты и воры. Они не имели касательства ни к «Звензеку», ни к «Боевой». Этот Строп докладывает, что сражались они насмерть. Сожгли две танкетки и уничтожили много пехотинцев. И сами все полегли.
— А левые? Что стало с ними?
— В начале мая руководители «Боевой» ушли из гетто по канализационному тоннелю. Они бросили разрозненные группы своих бойцов и ушли. Анелевич уходить отказался. Восьмого мая его бункер окружили, и он застрелился.
— И все же, — угрюмо сказал Владик. — В Варшаве были сосредоточены большие силы «аковцев». В полукилометре от них выжигали гетто. А они не пришли на помощь. Только не начинайте опять про идеализм.
— Тебя не было в Варшаве весной сорок третьего. Так что не суди. Ни «аковцев» не суди, ни левых. — Гаривас положил правую ладонь на ребра, стал растирать. — Армия Крайова подняла восстание в сорок четвертом. Немцы, как ты знаешь, тогда сравняли с землей две трети Варшавы. Для Армии Крайовой присоединиться к восстанию в гетто в сорок третьем году значило пойти на самоубийство.
— За евреев они бы на самоубийство не пошли, это точно.