Аппендикс

То, что Рожейро предпочитал игре со сверстниками проверенную компанию сестры, бабки или просто одиночество, если уж нельзя было пойти в террейро или церковь, матери скорее нравилось, если вообще у нее оставалось время хоть на какие-то чувства. Обычно она старалась просто не свалиться от усталости и не заснуть где-нибудь по дороге. Кстати, последнее время мать Карлуша и Северинья не очень-то поощряли общение между Рожейро и дядей. «Пакостник Эшу, – говорили они, – внедрился в его голову», но, поразмышляв и посоветовавшись, все-таки взяли у Карлуша денег на школу для мальчика.

Безусловно, он был самым способным и тихим ребенком из фавелы, – решили учителя. Бабка неустанно ставила свечку своему святому Антонию, когда кто-нибудь соглашался проводить ее, наряженную в белое платье и шляпу, обвешанную бусами из ярких семян, в церковь, а мать страстно благодарила близнечную деревянную фигурку и, конечно, Шанго. Обе они ожидали невероятных чудес от своего солнышка. И нечто неожиданное действительно произошло.

Ему исполнилось десять лет, и, кажется, именно с этой даты он окончательно предпочел компанию мальчишек, которых Маньолия не хотела пускать даже на порог. Купались до умопомрачения, слушали украденный в баре транзистор, вместо хлеба жевали ломти фрукта пао, дрались, играли в карты на мелкие деньги, которые вечерами добывали у прохожих, чтоб полакомиться кокосовыми сластями и пиколé – ледышками замороженного сока. Разносили марихуану ребятам постарше и для важности покуривали сами, а когда стали нести караул у дома патрона, Пауло даже получил старый пистолет, который, впрочем, был безнадежно сломан. Родители Пауло куда-то уехали и обещали скоро его забрать. Пока они откладывали этот день, он ждал их на улице вместе с несколькими другими мальчишками, которые уже никого не ждали. Их яркие летучие змеи парили над фавелой. Все знали, что на улицы без змеев лучше не соваться: так малышня посылала знак, что заявилась незваная гостья полиция.

Когда всей развеселой бандой они пошли прогуляться к кварталу, где вечно толпились мужчины, ему было почти двенадцать. Жозе предложил сброситься на троих, и они вошли в низкую, подслеповатую комнатушку, где на кровати сидела крупная госпожа чуть моложе его бабки.

Сперва она не хотела стараться для них, но потом, развеселившись, показала им тяжелые груди с синими прожилками и растяжками. «Можете потереться о мою киску, – решила она, оглядывая каждого, после того как по ее приказу они сняли портки. – На то, чтобы внутрь, – у вас слишком мало, дикобразики, да и не стоит, вы еще молокососы, а ко мне сегодня заходил один с триппером». Жозе и Пауло согласились и «кончили», как они выражались, сразу и одновременно. «Ничего, – успокаивали его окрыленные друзья, – в следующий раз мы вздуем их сразу всех вместе во все дыры».

Однажды, взглянув на свое отражение в море, он понял, что бесконечно и, может быть, непоправимо несчастлив. В тот день хоронили бабку. Она хотела, чтобы ее непременно отпели в церкви, как положено, и эстет Карлуш выбрал Богородицу Снега. К удивлению всей большой семьи, именно он занялся организацией похорон и не поскупился ни на роскошную службу, ни на поминки по матери. В церкви было темно, но старый священник сразу узнал Рожейро. «Возрадуйся, отрок, смерть не разлучила вас, а лишь приблизила», – обнял он Рожейро за плечи, и мальчик заметил, что теперь они были почти одного роста.

Покойница была явно любима. Толпа черных старух в сопровождении внуков и даже молодые женщины, что стряпали когда-то вместе с ней на центральной площади, все три ее сына с семьями и, конечно, Северинья с детьми поставили в этот день свечи. От их запаха Рожейро несколько раз тихонько чихнул. Поодаль от остальных, сгорбившись на скамье, плакал Карлуш. Уж сегодня никто не стал бы упрекать его в том, что он баба. Длинные волосы закрывали его лицо и падали на колени. Из-под коротких брюк виднелись багровые ссадины и синяки. Сейчас не время было рассуждать о таких мелочах, но кто-то, видимо, опять решил проучить Карлуша. А если кто-то другой только и ждал, как некоторые сердобольные, как бы наехать на приличных людей с упреками, то друзья его старшего брата были славными парнями и никто из них не собирался попадать в движущуюся мишень, хотя никто и не стал бы судить их за это: когда мишенью оказывается нечто подобное, речь идет лишь о невинном развлечении. Несколько недель назад они просто немного выпили, и их было чертовски легко рассмешить. Брат был доволен. «Может, хоть это его образумит, – рассудил он, – в любом случае хуесос не будет мне показываться какое-то время на глаза». Но получилось иначе, и теперь в церкви все трое сдержанно обнялись и вместе с шурином среднего брата слаженно понесли гроб. Все братья были рослыми, и гроб все время накренялся с угла шурина.