Апокриф

— Ну что вы, господин Тиоракис! — возразил ему «гэбэровец». — Примитивных доносчиков у нас более, чем достаточно. И вербуем мы их, я вас уверяю, совсем по-другому. Обратите внимание, я же не пытаюсь вынудить вас к выполнению вашего первого задания. Не пробую вас, упаси Боже, шантажировать. Верно? Да и нечем вас шантажировать… Деньгами тоже не соблазняю. Правильно? Та работа, которую я предлагаю вам выполнить, никоим образом на донос не похожа. Это анализ. Но анализ, выполняемый человеком, являющимся естественной частью некой общественной среды. А это очень ценно, если о состоянии, реакциях и движениях такой среды необходимо получить объективную информацию… Нет, подождите, не возражайте пока! Дослушайте меня, господин Тиоракис! Вам же приходилось слышать в обывательских разговорах, что вот, дескать, президент, правительство… верхи, так сказать, не знают истинного положения дел в стране? Не ведают «потребностей общества», не прислушиваются к «голосу народа» и из высоких кабинетов вообще ничего не видят? Слышали? Ну, вот! А как, собственно, они вообще могут составить себе обо всем этом представление? Я, надеюсь, вы не придерживаетесь наивных народных мнений, что, скажем, государь… простите, президент, прицепив накладную бороду, должен сам ездить в общественном транспорте, или ходить за покупками на базар, или наниматься инкогнито в артель грузчиков? И все это для того, чтобы быть в курсе общественных настроений в стране. А?…Верно! Не должен он этим заниматься! Никакого президента на это не хватит… А вот с аналитическими материалами он знакомиться должен. Чем точнее и объективнее материал, — тем вернее решение. Ну, если, конечно на плечах у президента голова, а не пень. Вы, как? Не считаете для себя зазорным внести свою лепту в это вполне благородное дело?…Ну и отлично!..И не нужно нам в данном случае конкретных имен! Достаточно, если вы в своем анализе будете пользоваться абстрактными буквенными определениями… «X» — сказал, «Y» — ответил, «Z» — прокомментировал, а общее мнение по поводу данного мероприятия правительства такое-то… Ошибиться не бойтесь. Во-первых, ваш отчет, так сказать, пробный. Во-вторых, — вы у нас не один такой…

Доводы вкрадчивого «гэбэровца» показались Тиоракису, в общем-то, достаточно убедительными, и он решил, что попробовать можно. Тем более, что никаких «обязательств сотрудничества» подписывать от него никто не требовал. «Все зависит только от вашей доброй воли и инициативы, — увещевал вербовщик. — Если в течение месяца от вас не будет никаких известий, будем считать, что наше сотрудничество не состоялось. Только и всего».

Тиоракису даже не пришлось заполнять анкету, какую обычно оставляют у предполагаемого работодателя. «Все, что нам необходимо на данном этапе, мы и так о вас знаем», — пояснил «гэбэровец».

Тиоракис думал, что придется давать какую-нибудь подписку о неразглашении содержания беседы и самого факта визита, но даже этого делать не пришлось. «Ну, что вы, что вы! — замахал рукой вербовщик на недоуменный вопрос Тиоракиса. — Трепаться, простите, о нашей встрече вы ведь сами не заинтересованы? Государственных тайн от меня вы тоже пока не узнали. Так что, если решите похвастаться, мы просто будем считать, что сильно ошиблись в господине Тиоракисе. А это может оказаться очень неудобным для вас. Верно, ведь?»

В общем, никаких дьявольских клейм.

Единственное, что формально отличало Тиоракиса, вошедшего в двери без вывески, от Тиоракиса, вышедшего из них, — это выбранный им самим для себя оперативный псевдоним: «Ансельм». И еще — он получил первый простейший инструктаж по очередной связи.

* * *

Тем не менее, придя на следующий день в университет, Тиоракис в полной мере ощутил то самое сладостное для него чувство посвященности в сокрытое. Теперь для этого рода гордыни у него появились новые основания. Он уже мог считать себя до некоторой степени принадлежащим к могучему и влиятельному тайному ордену, по поручению которого ему надлежит выполнить первую секретную миссию.

При этом Тиоракис очень точно определил для себя: самое глупое, что можно сделать в его новом положении, это дать кому бы то ни было почувствовать произошедшую в нем перемену. Поэтому он сразу пресек всплывшее откуда-то из недр его собственного честолюбия острое желание напустить на себя выражение таинственной значимости и снисходительного всезнания. Ему вполне хватило ума и самоиронии, чтобы сразу задавить в себе этот примитивный порыв. Для всех он должен оставаться тем же Тиоракисом, каким был ранее. Ни больше ни меньше. А маленькие радости от причастности к тайной власти — это только для откровений с самим собой.

* * *