И Эдем достал припрятанный в кустах тяжёлый гладкий камень. Через минуту он уже тащил за ноги сухонькое тело старика к огромной куче хвороста. Под хворостом были аккуратно уложены: Жена Его, трёхнедельный младенец, распухший уже и посиневший. Теперь добавился старик в плаще.
Эдем старательно закидал всех троих хворостом. Сел было рядом. Потом его замутило, и он поднялся, оглядываясь, чем же забить горечь во рту. Дошёл до озера. Напился. Вдруг вспомнил:
— Странник… Вдруг он отравил меня? — И горло его извергло озёрную воду вместе с пеной, остатками яблочной кожуры и маленькими семечками, пахнущими горьким миндалём.
Грязное пятно медленно расплывалось по воде, а Эдем снова пил и извергал из себя воду, борясь с самим собой за собственную жизнь.
— Вот такой это был рай, — вздохнул чёрт, опуская глаза.
— Кто же был тот, в плаще? — спросил Веник, не особенно веря, но потрясённый ужасной историей.
— Какая разница, кто это был, — отмахнулся чёрт. — Скорее всего, вы и были.
— А за что же он убил жену свою? — спросил задумчиво Веник.
— Жену он не убивал. Когда Ева…
— Почему Ева?
— Ну… Жена Его. Потом как-то так стали… Постепенно. В общем, когда она увидела задушенного младенца, то пошла к Дереву смерти и съела…
— Яблоко? — перебил Веник.
— Да какое там яблоко, на смокву, скорее, похоже.
— Ага. А Адам, то есть Эдем, съел другое… другую смокву?
— Стоило бы. Но нет, Адама вы за эту историю изгнали из рая. А потом, когда он слухи начал распускать…
— Слухи?
— Ну, поначалу он вроде успокоился. Женился, детей завёл. А потом, когда состарился, выжил из ума и понял, что таки помрёт. Начал всем рассказывать, будто бы это Еву искусил какой-то чужеземец. Будто она съела Плод не от того дерева, да ещё и ему, Эдему, подсунула. И за это их якобы изгнали из рая. А он, Эдем, не виноват. В общем, то ли сбрендил он, то ли жить ему так хотелось, что… Эх… — Чёрт коротко махнул рукой, мол, кто их разберёт, смертных. — А вы после этой истории сотворили себе какое-то тело и… Вот с той поры мы вас и разыскиваем.
Веник глубоко задумался.
— Не верю я вам, — сказал он наконец поднимая на чёрта глаза. — Если вы всё это время просто разыскивали меня, откуда же все эти легенды о проданных душах? Куда, скажите мне, вы забрали 8-го Хранителя Плаща?
Глава 5
Начать и кончить
Кто не лежал поющей лунной ночью в объятиях грудастой, но очень глупой девицы, тот не поймёт томления Творца.
Мало написать стихи — нужно ещё прочесть их кому-то, мало построить дом, нужно найти для него жильцов, мало создать Вселенную, нужно, чтобы тебя славили под новыми звёздами.
Поначалу Он трудился в этом мире не больше чем обычно: ваял, пестовал, давал закон… Но потом Он спускался к ним, а закона своего уже не находил. Зло влекло к себе его теперешние творения почему-то гораздо больше, чем добро. Даже данную им истинную веру они в какую-то пару-тройку столетий так приспосабливали под себя, что становилась она уже чуть ли не своей противоположностью.
Чего Он только не делал! Он карал — насылал землетрясения и потопы. Он убеждал собственным примером, спускался в разной личине, но порадел лишь вычурному многобожию.
Он… просил. Просил Животворящее Неразрешённое, породившее его самого… Но всё было напрасно.
Шли века, племя Его дичало, забывало тайны стихий и небесных тел, которым он учил. Пахотные земли зарастали сорной травой. Молодые леса завоёвывали развалины городов…
Племена жили уже, как дикие звери, иные даже не стадами, а иные и без огня. Правда, в разных мирах создания его существовали всё же по-разному. И Он решил сам пройти земные пути мирских круговертей. Проверить на себе, что есть великое зло, разъединяющее устремления души и устремления тела.
Он заставил себя забыть, что он Бог, и начал бесконечное путешествие смертной души из тела в тело, из мира в мир. Ожидая распознать зло, когда оно коснётся его мечтаний в молчаливом призыве.
Чего же достиг Он теперь?
«Там, где никогда не было земли, огня, воды или дыхания, что там?» — спрашивал мудреца ребёнок из древней сказки народа цаарха.
«Там — сила», — отвечал мудрец.
«А что такое сила?» — спрашивал ребёнок.
«То, чем давит земля, отталкивает огонь, тянет вода и встречает дыхание».
«А какова эта сила?» — спрашивал опять ребёнок.
«Такова, каков ты сам, — отвечал мудрец. — Если ты мал и беспомощен, беспомощна и мала сила, противостоящая тебе.
Если ты глуп, она поразит тебя своей глупостью. Если же велик, навстречу твоим помыслам встанет величие».
Ту, предпоследнюю жизнь на Психотарге, Веник закончил в постоянном страхе. Стал он беспокоен и подозрителен.
В каждом лице мерещился ему ужасный патрульный. На короткий миг в глазах гостя ли, послушника ли вспыхивала огненная искра, и Веник, весь в поту, прятался от собственной памяти в самые отдалённые глубины своего естества.
В конце концов, он заперся в келье высоко в горах. Даже пищу из рук в руки не принимал, требовал оставлять на отдалении, в естественном углублении скалы, в которой было вырублено тесное его жилище.