Апокалипсис местного значения

— Это они. Объекты категории «А». Сколько лет охранял их, а так ни разу и не видел, — в голосе Шалугина я почувствовал привкус грусти. — Ну, что ж, пришло время и познакомиться.

Мы спустились по причудливому амфитеатру к берегу озера. Здесь было заметно светлее из-за большого количества светильников, встроенных прямо в каменный парапет. На каждом шагу попадались знакомые треугольники с символом биологической опасности и трафаретные предупреждения сразу на трёх языках: русском, английском, и немецком.

Мы поднялись на парапет и по дамбе направились к ближнему островку. Сложенная из больших мраморных блоков, дамба явно была построена хозяевами лабиринта не одно столетье назад.

Об этом говорили глубокие вмятины, какие остаются в камне от тысяч и тысяч ног.

То, что Шалугин представил мне как объекты категории «А», вблизи больше походило на огромные коконы. Они казались сплетёнными из какого-то плотного угольно-чёрного вещества, пронизанного золотистыми нитями. Коконов было шесть. Каждый имел размер в рост человека и на треть был погружён в воду.

— Полковник говорил как-то, что это особые контейнеры, — подойдя к кокону и присев перед ним на корточки, сказал Шалугин, — только неизвестно кем и для чего сделанные.

Я осторожно протянул руку и потрогал матовую поверхность. Она оказалась неожиданно тёп-

лой и едва заметно вибрировала под ладонью.

— А что это за вещество? Из чего он? — поинтересовался я.

— Органика. Что-то вроде хитина. Наши спецы считают, что сам контейнер создан искусственно. Вот видишь эти жилки? — он ткнул пальцем в золотистую паутину, — это электр — сплав золота с серебром. Если верить экспертам, он выплавлен четырнадцать тысяч лет назад.

— Не может быть, — я аккуратно поскрёб ногтем по золотистой нитке, пытаясь убедиться, что

это обычный металл. — Кто же его, чёрт возьми, выплавлял?

Шалугин не успел мне ответить. Макушка кокона вдруг с сухим треском лопнула и стала быстро раскрываться, подобно цветочному бутону.

— Осторожно! — рука Шалугина вцепилась мне в плечо и с силой рванула назад.

Я упал на спину и, скользя локтями по мраморным плитам, отполз подальше от проснувшегося кокона. Прямо на глазах бутон начал превращаться в гигантский чёрный, как ночь, тюльпан. Вода вокруг кокона закипела, и облако пара стало заволакивать странный цветок. Я жадно впился глазами в сердцевину кокона и успел разглядеть там кроваво-алую пульсирующую гроздь, слепленную из каких-то пористых, размером с лимон, эллипсоидов. С каждой пульсацией эллипсоиды выбрасывали вверх облачко серебристой пыли, которая поднималось над коконом и медленно оседало на воду.

— Что это? — потрясённо спросил я Шалугина.

— Мутаген, — отозвался он, провожая взглядом очередное облачко. — Вот, смотри, сейчас он растворится и зарядит воду своей энергией.

— Так это и есть «живая вода»?

Он покачал головой:

— Скорее мёртвая. Одной капли хватит, чтобы вызвать цепную мутацию в любом живом организме. Будь то бактерия, крыса или человек. Без разницы.

У меня похолодело внутри. Вот, значит что это за чудо-оружие! Вот чего испугались Штаты. Теперь ясно, почему, имея шестидесятикратное ядерное превосходство, они пошли на мировую во время Карибского кризиса. Мутагенные бомбы. Вот он, решающий аргумент. Передо мной пронеслись мёртвые города, обезображенные трупы людей и животных. Толпы обезумевших мутантов. Агония. Я тряхнул головой, чтобы прогнать виденье.

— Всё дело в концентрации, — задумчиво продолжал Шалугин. — Если содержание мутагена уменьшить раз в сто, то такая вода уже не опасна. Она не вызывает прямых мутаций. Зато может дать такой пинок иммунной системе, что та сама начинает справляться со своими болячками.

— И даже со смертью? — прямо спросил я.

Шалугин грустно посмотрел на меня и вздохнул:

— Со смертью, нет. Хотя был момент, когда казалось: вот оно — лекарство от беззубой. Наши умники даже Кремль известили. Так, мол, и так. Можем, дескать, обессмертить самых нужных партии и народу. Что ты думаешь, из Москвы тут же прислали списки. И началось. Эксперимент за экспериментом. Первые опыты ставили только на пленных да на «врагах народа». Сотни сгубили, пока хоть что-то начало получаться. А Кремль торопит. Звонки. Телеграммы. Что делать? Вызывают как-то в Москву. К самому Суслову. Мама родная! Я старшим. Со мной ещё три десятка офицеров. Взяли нас в оборот. То, да сё. Словом надо, ребята. А ведь тогда как? Если надо — так хоть на амбразуру. Короче, рапорт на участие в опытах подписали все. Мне повезло больше других — я выжил.

Слушая рассказ Шалугина, я почему-то вспомнил, что эти самые пленные и «враги народа» значились в документах «Немезиды» как «биологические объекты». Ни имён, ни фамилий. «Биологический объект» и всё тут. Просто и страшно.

Какое-то время мы молчали, думая каждый о своём и глядя, как смертоносные облачка опадают в бурлящую вокруг кокона воду.

— А каково это быть почти бессмертным? — задал я давно терзавший меня вопрос.