«Дети Ванюшина»… Роль Клавдии — самой старшей и некрасивой дочери Ванюшина, женщины расчетливой, скупой и сварливой, не пришлась мне по душе. Хоть и невозможно было представить в то время, что я могу отказаться от роли, но я была близка к этому. А режиссер Евгений Ташков настоял на встрече. Она все и решила. И очень скоро. Евгений Ташков. «Адъютант его превосходительства», а еще раньше — «Приходите завтра» с непревзойденной Екатериной Савиновой в главной роли. Вот он какой… Он артист, это видно сразу. Артист в каждом жесте, в каждой интонации, в живом, нервном блеске серых глаз, в неспокойных руках. Он сразу отменил в Клавдии некрасивость и физическое уродство — чего я, кстати, и не боялась, — просто уж очень какую-то тоску вызывала эта роль. А он мне так ее проиграл, что я эту Клавдию увидела чуть ли не самой интересной во всем сценарии. В роли он нашел и элементы драмы, и трагедии, и даже комедии. И я вошла в картину. Вошла осмысленно и работала с удовольствием. Потому что была под надзором талантливого человека. А это так важно.
В фильме произошла долгожданная встреча с актрисой, с образом которой еще с детства, с войны, связано самое светлое и что-то хрупкое и женственное. В фильме она играла небольшую роль, и наше общение было недолгим. Валентина Серова. Она Для меня была идеалом женской красоты и нежности. Глядя на нее, мне всегда хотелось плакать, не знаю почему, может, от счастья видеть ее красоту. Она уже была немолодой. Но осталась тоненькой, как девочка, с прозрачной кожей, голубыми жилками на висках. В каждом слове было много важного для меня. В синих огромных глазах было так много грусти, терпения и боли. Я бежала на работу, чтобы увидеть, как она входит в гримерную, как мягко и естественно здоровается, как спокойно, даже равнодушно смотрит на себя в зеркало. Как от крошечного прикосновения гримера меняется ее лицо. Как светится вокруг ее головы нимб тонких золотистых волос. У нее был самый редкий талант актрисы — быть на экране женщиной. Недаром ее любили великие и отважные. Это так понятно. Я не могла, не могла оторвать глаз от этого неземного существа. И, будучи уже взрослой, я понимала то, что поразило меня тогда, в детстве, когда я смотрела «Сердца четырех», «Девушку с характером», «Жди меня». «Жди меня»? Да, я люблю эту картину. «Знаете, самое главное в жизни иметь голову на плечах, всегда… и стойкость. А я… Я… нет. Не смогла. Сама. Только сама…» Через несколько лет этой необыкновенной женщины не стало.
Этими двумя ролями начинался 1973 год. Съемки, концерты, спектакли, дом. Дома меня всегда ждали. И к каждому возвращению папа и мама с гордостью демонстрировали новое стихотворение в исполнении моей Машеньки. Одиннадцатилетняя дылда забиралась на стул, «руки назад», «глаза широко распростерты», точно как я в детстве. Дедушка сиял от своей режиссуры. Только теперь он обучал свою «унученьку» стихотворениям «исключительно на патриотическую тематику». И моя стесняющаяся дочка под восхищенными взглядами дедушки и бабушки читала:
И жизнь текла хорошо, и раны подживали. Дедушка чувствовал себя в ответе за всех. За меня, за маму. А для Маши был всем на свете: дедом, отцом, самим господом богом.
И вот… Как-то февральским, а может, мартовским вечерочком, все того же 1973-го, я играю в театре все ту же безрадостную «Дурочку». В антракте за кулисы ко мне влетает второй режиссер с «Ленфильма» — человек живой, артистичный, с острым умом, легкий в общении, мгновенно ориентирующийся в любой обстановке. В общем, образ стопроцентного, незаменимого кинематографиста. И фамилия красноречивая — Беглов, Геннадий Беглов.
— Мадам, привет! Лихо пляшете, народ ликует… м-да… Скоро пожалуйте на родную студию-с? О! Это хорошо, хорошо… м-да… Мадам, а вы не хотели бы сыграть в фильме о-у лу-ю-бви?
И в моей голове с ходу засела мелодия из фильма «Мужчина и женщина». И вот я уже танцую с каким-то загадочным мужчиной в усах и бакенбардах. Вокруг тесно прижавшиеся пары. Плывет сладкая музыка. Все млеет и слабеет под напором любви, моря, шампанского и одурманивающего зноя… Ну кто же не мечтает сыграть в фильме о любви? Наивный вопрос. «Ген, оставь сценарий». Он как-то странно засуетился, еще раз недвусмысленно бросил взгляд на мою коротенькую юбочку девочки-дурочки: «О, мадам!» Что-то потрогал на моем столике с гримерными штучками, попрыгал на месте, попел мелодию дурочки, только что слышанную в зале… «М-да… Вот когда придешь в „Открытую книжку“… будет тебе и сценарий. Роль — на унос! Публика будет рыдать и плакать! Целую, мадам!» И он исчез. Не давать волю фантазии до наступления ясности, что шлагбаум открыт! Мелодия любви смолкла. И я пошла во второй акт перевоплощаться из дурочки в хитромудрую девицу.