Анжелика сказала себе, что, видать, она сошла с ума, если, находясь полностью во власти Людоеда, осмелилась вызвать его гнев. Она спохватилась:
– Я бы охотно сделала это, но ничего не смыслю в военной амуниции. У вас такие огромные сапоги, а у меня такие маленькие руки. Взгляните.
– Да, верно, маленькие, – согласился он. – У тебя руки как у герцогини.
– Я могу попытаться…
– Оставь, замухрышка, – проворчал он, отстраняя ее.
Он ухватился за сапог и, изгибаясь и гримасничая, принялся тянуть его кверху.
В этот момент в коридоре послышался шум и какой-то голос позвал:
– Капитан! Капитан!
– В чем дело?
– Только что с Малого моста доставили труп.
– Так отправьте его в морг.
– Да… Только вот он получил удар ножом в живот. Надо бы, чтобы вы удостоверили…
Капитан разразился такими проклятиями, что едва не рухнула колокольня соседней церкви, и выскочил в коридор.
И снова, замерзая все больше и больше, Анжелика ждала. Она уже стала надеяться, что ночь так и пройдет, что капитан не вернется или – как знать? – с ним что-то случится… Однако вскоре снова послышались раскаты его мощного голоса. Он вошел в сопровождении солдата.
– Сними мне сапоги! – приказал он солдату. – А теперь убирайся! А ты, девушка, не стой тут как пень и не стучи зубами, а пошевеливайся!
Анжелика развернулась, направилась к алькову и принялась раздеваться.
В желудке у нее словно застрял тяжелый ком.
Она задумалась, следует ли снять рубашку, и осталась в ней. Анжелика легла в постель и, несмотря на свою боязнь, нырнув под одеяло, ощутила блаженство: перины были мягкие. Она понемногу стала согреваться и, подтянув простыню к подбородку, смотрела, как раздевается капитан.
Это было похоже на разгул стихии. Он трещал, свистел, стонал, рокотал, а тень его гигантской фигуры распласталась по всей стене.
Сняв свой великолепный каштановый парик, Людоед бережно надел его на деревянную болванку.
И наконец, энергично почесав голый череп, совсем освободился от одежды.
Даже без сапог и парика, обнаженный, как Геракл Праксителя, начальник королевской стражи по-прежнему выглядел очень внушительно. Анжелика услышала, как плещется вода. Наконец он появился, стыдливо прикрыв бедра полотенцем.
И тут в дверь снова постучали:
– Капитан! Капитан!
Людоед открыл.
– Капитан, вернулся стражник и доложил, что на улице Мучеников ограбили дом и что…
– Черт бы вас всех побрал! – загрохотал капитан. – Что же вы никак не угомонитесь! Когда же вы поймете, что мученик – это я?! Вы что, не видите, что в постели у меня тепленькая курочка, которая вот уже три часа томится в ожидании? Неужто вы думаете, что у меня есть время заниматься вашей ерундой?
Он захлопнул дверь, с грохотом заложил засовы и, на мгновение задержавшись у порога, разразился отборной бранью. Успокоившись, он повязал голый череп платком и кокетливо выпустил уголки надо лбом.
После чего взял подсвечник и осторожно подошел к алькову.
Свернувшись в клубок под натянутой до самого подбородка простыней, Анжелика смотрела на приближающегося красного гиганта, голова которого с двумя «рожками» отбрасывала забавную тень на потолок.
Ей, пригревшейся в тепле постели, оцепеневшей от ожидания и уже полусонной, его вид показался столь комичным, что она не удержалась и прыснула.
Людоед остановился и с удивлением уставился на молодую женщину. На его веселой физиономии появилось ликующее выражение.
– Хо-хо! Моя крошка мне улыбается! Вот уж не ожидал! Пускать взглядом ледяные стрелы ты мастерица! Но вижу, ты и шутку понимаешь! Ну да! Ты смеешься, красотка! Это хорошо! Эй-эй! Хо-хо-хо!
И он расхохотался во все горло. Он был так смешон со своими «рожками» и подсвечником, что Анжелика буквально задыхалась от смеха в подушках. Наконец, с глазами полными слез, она все же справилась с собой. Она злилась на себя, потому что собиралась вести себя с достоинством, равнодушно, дать только то, что от нее потребуют. А теперь она смеется, как продажная девка, желающая приободрить клиента.
– Хорошо, милашка, хорошо, – твердил совершенно довольный капитан. – Ну-ка, подвинься немного, дай мне местечко возле тебя.
Матрас прогнулся под его огромным телом. Капитан задул свечу. Его рука задернула завесу алькова. И во влажной темноте стал особенно невыносим исходивший от него сильный запах вина, табака и кожаных сапог.
Он порывисто дышал и бормотал какие-то нечленораздельные ругательства. Наконец, похлопав по матрасу, он нащупал свою пленницу, и его гигантская лапища накрыла Анжелику. Она напряглась.
– Ну-ну! – произнес Людоед. – Что это ты превратилась в деревянную куклу? Совсем не время, красотка. Впрочем, я не собираюсь тебя торопить. Я хочу обойтись с тобой нежно, потому что это ты. Только что было совсем другое дело: ты смотрела на меня, словно я не больше горошинки, и я уж было решил, что тебе приятно прийти сюда и переспать со мной. А я, между прочим, красивый мужчина, я нравлюсь женщинам. Впрочем, не стоит пытаться понять потаскуху… Главное, что ты мне нравишься. Я даже влюблен! Ты не похожа на других. Ты в десять раз краше. Со вчерашнего дня я только о тебе и думаю…