Анж Питу

Но для того чтобы отыскать папашу Клуиса, нужна была изрядная ловкость.

Подобно древнему пастуху нептуновых стад[236], Клуис никогда не давался в руки с первого раза. Он прекрасно умел отличать пустопорожнего зеваку от щедрого посетителя, а поскольку даже к последним он уже успел проникнуться презрением, то вообразите сами, с какой яростью он гнал взашей докучных представителей первой категории.

Клуис нежился на перине из вереска, превосходном и благоуханном ложе, которое каждый сентябрь дарил ему лес и которое не требовало себе замены раньше следующего сентября.

Время шло уже к одиннадцати вечера, в лесу было свежо и еще не совсем стемнело.

Чтобы попасть в хижину папаши Клуиса, нужно было, хочешь не хочешь, продираться через заросли дикого каштана или через такие густые кусты ежевики, что пустынник сразу слышал шум, производимый посетителем.

Питу шумел в четыре раза больше, чем обычные посетители.

Папаша Клуис поднял голову и стал всматриваться: он и не думал спать.

В этот день папаша Клуис был угрюм. На него обрушилось страшное несчастье, и теперь к нему не смогли бы подступиться даже самые дружелюбные из его соседей.

Несчастье и впрямь было ужасно. Ружье, которое пять лет служило ему, стреляя пулями, и тридцать пять – стреляя дробью, треснуло, когда он пальнул по кролику.

То был первый кролик, которого он упустил за тридцать пять лет.

Но убежавший подобру-поздорову кролик – это было не самое худшее огорчение, что настигло папашу Клуиса. Взрыв размозжил ему два пальца на руке. Клуис приложил к пальцам жеваную траву, обернул их листьями, но починить ружье он не мог.

Чтобы добыть себе новое ружье, папаше Клуису надо было потревожить свой клад; впрочем, даже если он пожертвует на это дело неслыханную сумму в два луидора, кто знает, будет ли новое ружье бить без промаха, как то, которое так неудачно взорвалось у него в руках?

Как мы видим, Питу угодил к старику в недобрую минуту.

Итак, в тот самый миг, когда Питу коснулся щеколды на двери, папаша Клуис издал рык, при звуке которого начальник арамонской национальной гвардии отступил.

Может быть, вместо папаши Клуиса там засел волк? Может быть, это поросится дикая свинья?

Словом, Питу заколебался, входить или нет: он читал «Красную Шапочку».

– Эй, папаша Клуис! – крикнул он.

– Чего? – отозвался мизантроп.

Питу ободрился: он узнал достойного анахорета по голосу.

– Ага, вы на месте, – пробормотал он.

Затем шагнул внутрь и, расшаркиваясь перед хозяином дома, любезно вымолвил:

– Добрый день, папаша Клуис.

– Кого там принесло? – спросил раненый.

– Это я.

– Кто это – я?

– Я, Питу.

– Какой еще Питу?

– Да как же, Анж Питу из Арамона, знаете?

– А мне какое дело до того, что вы Анж Питу из Арамона?

– Ох! Ох! Видать, папаша Клуис не в духе: сдается мне, что я разбудил его некстати, – схитрил Питу.

– Истинно так, некстати.

– Что же мне теперь делать?

– Ступайте, откуда пришли, так оно будет лучше.

– Как! И мы даже не поговорим?

– О чем нам говорить?

– Я нуждаюсь в вашей услуге, папаша Клуис.

– Я за так не услужаю.

– А я за услугу плачу.

– Может, оно и правда, только я уже никому и ничем не могу послужить.

– Почему это?

– Я больше не стреляю.

– Как так, не стреляете? Вы же попадаете в цель с одного выстрела! Нет, этого быть не может, папаша Клуис.

– Говорю вам, убирайтесь.

– Милый мой папаша Клуис!

– Вы мне надоели.

– Выслушайте меня и вы не пожалеете.

– Ну, ладно, хватит болтовни… что вам надо?

– Вы ведь старый солдат?

– Дальше!

– Так вот, папаша Клуис, мне бы хотелось…

– Да говори же, бездельник!

– Мне бы хотелось поучиться у вас строевой науке.

– Вы спятили?

– Нет, что вы, я в своем уме. Научите меня строевой науке, папаша Клуис, а о плате мы договоримся.

– Нет, в самом деле эта скотина не в себе! – свирепо воскликнул старый солдат, поднимаясь с сухого вереска.

– Папаша Клуис, так или иначе, научите меня приемам, какие выделывают в армии на двенадцать счетов, и требуйте за это все, что хотите.

Старик привстал на одно колено и, смерив Питу угрюмым взглядом, переспросил:

– Все, что хочу?

– Да.

– Хорошо же! Я хочу ружье.

– Как удачно получается, – отозвался Питу. – У меня есть тридцать четыре ружья.

– Это у тебя-то? Тридцать четыре ружья?

– И тридцать четвертое я собирался взять себе, а теперь оно будет ваше. Прекрасное ружье: такие были у городской стражи, у него на затворе золотой королевский герб.

– А откуда ты добыл это ружье? Надеюсь, не украл?

Питу в ярких красках, со всей откровенностью и ничего не утаивая, рассказал ему свою историю.

– Ладно! – изрек старый гвардеец. – Я понял. Я согласен учить тебя строевой службе, но у меня пальцы болят.

И он в свой черед поведал Питу о своем злоключении.

– Что ж! – отвечал Питу. – О ружье не печальтесь, у вас уже есть новое. А вот пальцы, черт побери… Это вам не ружья, у меня их не тридцать четыре.

– Да ладно, обойдусь, и если ты обещаешь, что завтра ружье будет у меня, тогда пошли.

Стоявшая в зените луна проливала потоки белого пламени на поляну перед домом.

Питу и папаша Клуис вышли на поляну.