Все селяне были в поле или в лесу, поэтому почти никто не видел Питу, а из тех, кто видел, никто не узнал его в каске и с большой саблей.
Итак, он пошел по дороге на Виллер-Котре; эта живописная дорога длиной в три четверти лье тянулась через лес, и ни одна душа, ни одно живое существо не встретились ему и не отвлекли его от горя.
Себастьен так же, как он, молча и задумчиво шел следом.
Часам к пяти вечера они добрались до Виллер-Котре.
XXVIII. Как питу, проклятый и изгнанный теткой за один варваризм и три солецизма, был снова проклят и изгнан ею же за домашнюю птицу с рисом
Дорога Питу в Виллер-Котре пролегала по парку через ту его часть, которая звалась Фазаний двор; Питу миновал танцевальную залу, пустовавшую в будни; сюда три недели назад он сопровождал Катрин.
Сколько всего произошло с Питу и со всей Францией за эти три недели!
Потом по каштановой аллее он вышел на площадь перед замком и постучался у черного входа в коллеж аббата Фортье.
С тех пор, как Питу покинул Арамон, минуло три года, между тем Виллер-Котре он оставил три недели назад, посему было вполне естественно, что в Арамоне его не узнали, зато узнали в Виллер-Котре.
По городку мгновенно распространилась молва о том, что Питу вернулся вместе с Себастьеном Жильбером, что оба с черного входа явились к аббату Фортье, что Себастьен такой же, как раньше, а Питу в каске и с большой саблей.
У главного входа собралась толпа, рассудившая, что Питу, войдя в замок с черного входа, выйдет от аббата Фортье с парадного крыльца на Суассонскую улицу.
Так ему ближе было идти в Плё.
В самом деле, Питу задержался у аббата Фортье ровно столько, сколько понадобилось, чтобы сдать на руки его сестре письмо от доктора, самого Себастьена Жильбера и пять двойных луидоров, предназначавшихся в уплату за пансион.
Сестра аббата Фортье, видя, как в садовую калитку входит бравый вояка, сначала изрядно перепугалась, но вскоре под драгунской каской она рассмотрела миролюбивую, честную физиономию и немного успокоилась.
А вид пяти двойных луидоров окончательно развеял ее сомнения.
Страх бедной старой девы объяснялся еще и тем, что аббат Фортье вместе со своими учениками ушел на прогулку и дома она была совершенно одна.
Питу, отдав письмо и пять двойных луидоров, поцеловал Себастьена и вышел, с бравым видом нахлобучив каску на голову.
Себастьен, расставаясь с Питу, пролил несколько слезинок, хотя расставались они ненадолго, а общество Питу не сулило ему никаких забав; но жизнерадостность, добродушие и неизменная заботливость Питу тронули сердце юного Жильбера. По природе своей Питу был сродни тем огромным ньюфаундлендам, которые бывают надоедливы, но так ластятся, что на них невозможно долго сердиться.
Печаль Себастьена смягчало только то, что Питу обещал часто его проведывать. Печаль Питу смягчало только то, что Себастьен его за это поблагодарил.
Теперь последуем за нашим героем дальше, из дома аббата Фортье в дом тетки Анжелики, поселившейся, как мы знаем, на окраине Плё.
Когда Питу вышел от аббата Фортье, он обнаружил, что его поджидают десятка два человек. Его причудливая амуниция, весть о которой облетела уже весь городок, была немного знакома собравшимся. Видя, что он в таком обличье вернулся из Парижа, где идет схватка, все пришли к выводу, что Питу тоже сражался, и жаждали новостей.
Питу с присущим ему великодушием поделился новостями: поведал о взятии Бастилии, о подвигах Бийо и г-на Майара, г-на Эли, г-на Юлена; рассказал, как Бийо упал в крепостной ров, и как он, Питу, его оттуда вытащил; как был спасен г-н Жильбер, который уже восемь или десять дней находился в числе узников.
Слушателям уже было отчасти известно то, о чем рассказывал Питу, они вычитывали кое-какие подробности из газет того времени, но при всем интересе, который возбуждает газетчик и то, что он пишет, все-таки любопытнее послушать рассказ очевидца, которого можно спросить и получить ответ.
А посему Питу рассказывал, отвечал, входил во все подробности, благожелательно вступая в беседу с теми, кто его перебивал, любезно откликался на все вопросы.
Кончилось тем, что чуть не через час, пролетевший в разговорах у дверей аббата Фортье на Суассонской улице, заполненной слушателями, один из присутствующих заметил, что лицо Питу омрачилось, и догадался:
– Бедняга Питу совсем устал, а мы заставляем его стоять тут с нами, вместо того чтобы отпустить его к тетке Анжелике. Бедная, славная старая дева! Какое для нее будет счастье вновь его увидеть!
– Да я не устал, – возразил Питу, – я голоден. Я никогда не устаю, а голоден я всегда.
Услышав это простодушное объяснение, толпа уважила потребности желудка Питу и почтительно расступилась; Питу, сопровождаемый самыми упорными и любопытными слушателями, выбрался на дорогу, которая сама вела в Плё, к дому тетки Анжелики.
Тетки Анжелики не было дома; наверняка она заглянула к кому-нибудь из соседей, и дверь была на запоре.