Анж Питу

– Эх, сударыня, – вмешался король, – чем советовать прибегать к насилию, прислушайтесь сначала к голосу разума.

– К голосу слабости!

– Послушайте, Антуанетта, – сурово сказал король, – это не пустяк – появление двадцати тысяч человек, по которым придется открыть огонь.

Затем, повернувшись к Жильберу, он проговорил:

– Продолжайте же, сударь, продолжайте.

– Ненависть, подогреваемая отдаленностью короля от столицы, бахвальство, проистекающее от минутной смелости, неразбериха сражения, исход которого неясен, – избавьте, государыня, от всего этого короля и себя самое, – вновь начал доктор. – С помощью мягкости вам удастся избежать этого наступления, а насилие может его лишь ускорить. Толпа желает прийти к королю, так давайте же предвосхитим события, пусть король отправится к толпе. Позвольте его величеству, сегодня окруженному армией, завтра доказать свою отвагу и политическую дальновидность. Двадцать тысяч солдат, о которых мы говорим, способны одолеть короля. Дайте же возможность королю, государыня, победить их, поскольку эти двадцать тысяч человек – народ.

Король не удержался и одобрительно кивнул, что не ускользнуло от внимания Марии Антуанетты.

– Несчастный! – воскликнула она, обращаясь к Жильберу. – Вы, стало быть, не понимаете, что будет означать в этой ситуации присутствие короля в Париже?

– Я слушаю вас, ваше величество.

– Это будет означать: «Я согласен… Вы правильно сделали, что убили моих швейцарцев… Вы правильно сделали, что расправились с моими офицерами, предали огню и мечу мою прекрасную столицу, вы правильно сделали, что лишили меня трона. Благодарю вас, господа, благодарю!»

И на губах Марии Антуанетты заиграла презрительная улыбка.

– Нет, – возразил Жильбер, – вы ошибаетесь, ваше величество.

– Сударь!

– Это будет означать вот что: «Народ мой и в самом деле страдает. Я буду снисходителен, я – ваш владыка и король, я встану во главе Французской революции, как в свое время Генрих Третий возглавил Лигу[164]. Ваши генералы – это мои офицеры, ваша национальная гвардия – мои солдаты, ваш магистрат – мои служащие. Вместо того чтобы меня отталкивать, следуйте за мною, если можете. Благородство этого моего шага еще раз доказывает, что я – король Франции, наследник Карла Великого».

– Он прав, – печально признал король.

– Умоляю вас, государь, – вскричала королева, – не слушайте этого человека, он – наш враг!

– Государыня, – парировал Жильбер, – его величество сам скажет, что он думает о моих словах.

– Я полагаю, сударь, – ответил король, – что сейчас вы единственный, кто осмелился сказать мне правду.

– Правду? – воскликнула королева. – Господи, да что вы такое говорите?

– Да, государыня, – подхватил Жильбер, – и поверьте, сегодня правда – это единственный светоч, который способен помочь престолу и королевской власти не скатиться в пропасть.

С этими словами Жильбер отвесил Марии Антуанетте низкий и смиренный поклон.

IV. Решение

Впервые королева почувствовала, что она тронута. Что было причиною – смелые рассуждения доктора или его смирение?

Король с решительным видом встал. Он уже думал о том, как выполнить намеченное.

Однако, повинуясь привычке не делать ничего, не спросив у королевы совета, он осведомился:

– Сударыня, вы согласны?

– Поневоле, государь, – ответила Мария Антуанетта.

– Мне не нужно вашего самоотречения, – раздраженно заметил король.

– А что же вам нужно?

– Мне нужна ваша убежденность, которая усилила бы мою.

– Вы требуете от меня убежденности?

– Да.

– Ну, если дело только за этим, то я убеждена, государь.

– В чем же?

– В том, что наступил тот час, когда наша монархия превратится в достойное лишь жалости и презрения государство.

– О, не надо преувеличивать, – отозвался король. – Достойное жалости – согласен, но никак уж не презрения.

– Государь, от ваших предков-королей вам досталось довольно мрачное наследство, – печально проговорила Мария Антуанетта.

– Да, – признал Людовик XVI, – наследство, которое я, увы, разделяю с вами, сударыня.

– Если ваше величество позволит, – вмешался Жильбер, которому в глубине души было жаль этих несчастных павших монархов, – я скажу вот что: мне не кажется, что вы должны видеть будущее в столь мрачном свете. Деспотической монархии пришел конец, начинается монархия конституционная.

– Ах, сударь, – возразил король, – разве я гожусь для устройства такой монархии во Франции?

– Но почему же нет, государь? – удивилась королева, немного ободренная словами Жильбера.