Анж Питу

– Так вот, государыня – проговорил доктор, – я в нескольких словах ознакомлю ваше величество с целью моего утреннего визита в Версаль. Я пришел посоветовать его величеству отправиться в Париж.

Искра, зароненная в сорок тысяч фунтов пороха, хранившихся в городской ратуше, не произвела бы такого взрыва, какой прогремел в сердце у королевы.

– Король? В Париж?

От ужаса она вскрикнула так, что Людовик XVI подскочил.

– Ну вот, – заметил он, обратив взгляд на Жильбера, – что я вам говорил, доктор?

– Король, – продолжала Мария Антуанетта, – король в городе, охваченном мятежом, король среди кос и серпов, король, окруженный людьми, которые убили господина Делоне и господина де Флесселя, король, идущий по ратушной площади по колено в крови своих защитников? Да вы с ума сошли, сударь, предлагая такое! Говорю вам, вы с ума сошли!

Жильбер опустил глаза, словно человек, сдерживающийся из уважения к собеседнику, и ничего не ответил.

Тронутый до глубины души король заерзал на кресле, как будто его поджаривала на углях инквизиция.

– Возможно ли, – не унималась королева, – чтобы подобная мысль пришла в голову человеку умному, до мозга костей французу? Разве вам не известно, сударь, что вы говорите о потомке Людовика Святого, праправнуке Людовика Четырнадцатого?

Король топнул ногой по ковру.

– Впрочем, я не думаю, – заговорила дальше королева, – что вы хотите оставить короля без защиты гвардейцев и армии, вытащить его из дворца, который неприступен, как крепость, и оставить его, беззащитного, один на один с заклятыми врагами, я не думаю, что вы испытываете желание видеть короля убитым, не так ли, господин Жильбер?

– Полагай я, что у вашего величества хоть на секунду мелькнула мысль о том, будто я способен на подобное предательство, я был бы не сумасшедшим, а негодяем в своих глазах. Но, слава Богу, государыня, вы верите в это не больше моего. Нет, я пришел к королю с этим советом, потому что считаю совет хорошим и даже лучше любых других.

Королева так вцепилась пальцами в платье на груди, что послышался треск разрываемого батиста.

Король слегка раздраженно пожал плечами.

– Послушайте, сударыня, – сказал он, – вы еще успеете выразить свое несогласие, когда выслушаете все.

– Король прав, ваше величество, – согласился Жильбер. – Вы же не знаете того, что я собираюсь сказать вашим величествам. Вы полагаете, государыня, что за вами стоит верная, преданная армия, готовая умереть за вас. Заблуждение! Половина французских полков – заговорщики, охваченные революционными идеями.

– Осторожнее, сударь, – воскликнула королева, – вы оскорбляете армию!

– Напротив, ваше величество, я ее расхваливаю, – ответил Жильбер. – Можно уважать свою королеву, быть преданным своему королю и вместе с тем любить родину и посвятить жизнь свободе.

Королева метнула на Жильбера горящий взгляд.

– Сударь, – сказала она, – подобные речи…

– Да, подобные речи оскорбляют вас, государыня, я понимаю, поскольку вы слышите их скорее всего впервые.

– Верно, к такому следует привыкнуть, – пробормотал Людовик XVI со своим неистребимым здравым смыслом, составлявшим его главную силу.

– Никогда! – вскричала Мария Антуанетта. – Никогда!

– Да послушайте же! – повысил голос и король. – То, что говорит доктор, я нахожу вполне разумным.

Вся дрожа, королева уселась на место.

Жильбер продолжал:

– Я говорю, государыня, что видел Париж, а вы не видели даже Версаля. А вы знаете, что сейчас затевают парижане?

– Нет, – с беспокойством отозвался король.

– Надеюсь, они не собираются второй раз брать Бастилию, – презрительно проговорила королева.

– Разумеется, нет, ваше величество, – ответил Жильбер. – Но парижане знают, что между ними и королем есть еще одна крепость. Они собираются выбрать делегатов от каждого из сорока восьми округов, составляющих город, и направить их в Версаль.

– Пусть только попробуют, пусть только явятся! – со свирепой радостью воскликнула королева. – О, им окажут должный прием!

– Погодите, ваше величество, – предостерег Жильбер. – Вам следует иметь в виду, что депутаты явятся сюда не одни.

– А с кем же?

– В сопровождении двадцати тысяч бойцов национальной гвардии.

– Национальной гвардии? – удивилась королева. – Это еще что такое?

– Напрасно, государыня, вы говорите о ней с таким пренебрежением. Скоро она станет серьезной силой, будет решать и вязать.

– Двадцать тысяч человек! – воскликнул король.

– Полно вам, государь, – отозвалась королева. – У вас здесь десять тысяч солдат, которые стоят ста тысяч мятежников. Позовите их, говорю я вам, и двадцать тысяч негодяев будут наказаны, а это послужит уроком всей революционной мерзости, которую я вымела бы отсюда за неделю, послушай вы меня хоть час.

– О, ваше величество, как вы заблуждаетесь, вернее, введены в заблуждение. Только подумайте: гражданская война, развязанная королевой! Стоит такому случиться, и королева унесет с собою в могилу ужасное клеймо – «иностранка».

– Развязанная мною война? Что вы имеете в виду, сударь? Разве я стреляла по Бастилии без всякой причины?