Анж Питу

– Ваше величество, помилосердствуйте! – воскликнула королева, бросив тревожный взгляд в сторону будуара, откуда Андреа могла все услышать.

– Ну да, – засмеялся король, – вы боитесь, как бы сюда не пришел Шарни и не узнал обо всем. Бедняга Шарни!

– Государь, умоляю вас! Госпожа де Шарни – воплощенная добродетель, и я, признаюсь, склонна полагать, что скорее этот самый господин Жильбер…

– Вот как? – перебил король. – Вы осуждаете этого честного человека? Я знаю то, что знаю, но плохо вот что: мне известно много, но, увы, не все.

– От вашей уверенности у меня кровь стынет в жилах, – проговорила королева, поглядывая в сторону будуара.

– Однако, – продолжал Людовик XVI, – от ожидания я ничего не потеряю. Начало сулит достойный конец, и я узнаю его от самого Жильбера, потому что теперь он – мой врач.

– Ваш врач? Этот человек – ваш врач? Вы отдаете жизнь короля в руки первому встречному?

– Я доверяю, – холодно парировал король, – своему взгляду, и, уверяю вас, мне удалось проникнуть в самую душу этого человека.

Королева не смогла сдержать гневного и презрительного жеста.

– Пожимайте плечами, сколько вам будет угодно, – сказал король, – но от этого Жильбер не станет менее ученым.

– Очередное ваше увлечение!

– Хотел бы я видеть вас на своем месте. Неужто, хотел бы я знать, господин Месмер не произвел на вас и на госпожу де Ламбаль никакого впечатления?

– Господин Месмер? – зардевшись, переспросила королева.

– Ну да, ведь четыре года назад вы тайком побывали на одном из его сеансов. О, моя полиция работает неплохо, я осведомлен обо всем.

С этими словами король нежно улыбнулся Марии Антуанетте.

– Вы знаете все, государь, но умело это скрываете, вы ведь ни разу не говорили со мною об этом.

– А зачем? За эту небольшую вольность в ваш адрес было высказано довольно упреков: сплетниками – устно, газетчиками – с помощью их перьев. Но вернемся к Жильберу и одновременно к Месмеру. Господин Месмер сажал вас подле ванны, прикасался к вам стальной палочкой – в общем, пускался на тысячи ухищрений, как и подобает шарлатану. Жильбер же ничего подобного не делает: он просто протягивает руку к женщине, и она в тот же миг засыпает и во сне начинает говорить.

– Говорить? – со страхом в голосе прошептала королева.

– Вот именно, – ответил король, желая несколько продлить страдания своей супруги. – Да, усыпленная Жильбером, она говорит и говорит, поверьте, вещи довольно странные.

Королева побледнела.

– Госпожа де Шарни говорила странные вещи? – пролепетала она.

– В высшей степени, – подтвердил король. – Ей еще повезло, что…

– Тс-с! – перебила Мария Антуанетта.

– А в чем дело? Я говорю, что ей повезло; ее слова слышал только я.

– Умоляю, государь, больше ни слова!

– Не возражаю, поскольку я буквально валюсь с ног от усталости. Когда я голоден, я ем, а когда меня клонит ко сну – ложусь спать. Спокойной ночи, сударыня, и пусть от нашего разговора у вас останется благоприятное впечатление.

– Какое впечатление, государь?

– Народ прав, разрушая то, что сделали мы и наши друзья, свидетелем тому – мой бедный доктор Жильбер. Прощайте, сударыня, и будьте уверены: узнав о приходе зла, я найду в себе смелость ему воспрепятствовать. Спите спокойно, Антуанетта.

И король направился к дверям.

– Да, кстати, – вернувшись назад, заметил он, – передайте госпоже де Шарни, что она должна помириться с доктором, если, конечно, еще не все потеряно. Прощайте.

С этими словами Людовик медленно вышел из комнаты и закрыл за собою дверь с удовлетворением механика, которому приятно иметь дело с хорошими замками.

Не успел король сделать и десяти шагов по коридору, как графиня выскочила из будуара, подбежала к дверям, заперла их на задвижку, после чего бросилась к окнам и задернула занавески.

Все это она проделала молниеносно, резко, с неистовой и яростной силой.

Затем, убедившись, что их никто не может услышать или увидеть, она с душераздирающими рыданиями бросилась перед королевой на колени и воскликнула:

– Спасите меня, ваше величество! Ради бога, спасите! – Она помолчала, вздохнула и добавила: – Я все вам расскажу.

Часть вторая

I. О чем размышляла королева в ночь с 14 на 15 июля 1789 года

Сколько времени длились эти признания, мы не сумеем сказать, но, по-видимому, довольно долго, так как лишь около одиннадцати вечера дверь из будуара королевы отворилась, и на пороге появилась Андреа; присев в глубоком реверансе, она поцеловала руку Марии Антуанетты.

Выпрямившись, молодая женщина утерла покрасневшие от слез глаза, а королева возвратилась тем временем к себе.

Быстрым шагом, словно желая убежать от себя самой, Андреа пошла прочь.

Королева осталась одна. Когда в спальню вошла фрейлина, чтобы помочь ей раздеться, Мария Антуанетта с горящими глазами ходила взад и вперед.

Она махнула рукой, что должно было означать: «Оставьте меня».

Фрейлина не стала настаивать и удалилась.

Оставшись опять в одиночестве, королева запретила себя беспокоить, исключение могло быть сделано только в случае важных вестей из Парижа.

Андреа больше не появлялась.