Анж Питу

— Она! — прошептал он. — Она… Андре!

— Сударыня, — продолжал король, как и графиня, не заметивший волнения, которое охватило укрывшегося в полумраке Жильбера, — я хотел видеть вас, чтобы получить некоторые сведения.

— Я рада служить вашему величеству.

Король наклонил голову в сторону Жильбера, как бы желая предупредить его.

Тот, понимая, что ему еще не время обнаруживать свое присутствие, потихоньку снова скрылся за шторами.

— Сударыня, — сказал король, — восемь или десять дней назад господин Неккер получил на подпись указ о заключении под стражу…

Сквозь едва заметную щель между шторами Жильбер пристально глядел на Андре. Молодая женщина была бледна, возбуждена, взволнована: казалось, ее гнетет какая-то тайная, безотчетная тревога.

— Вы слышите меня, графиня? — спросил Людовик XVI, видя, что графиня де Шарни не решается ответить.

— Да, ваше величество.

— Так вот! Знаете ли вы, о чем я говорю, и можете ли мне кое-что разъяснить?

— Я пытаюсь вспомнить, — сказала Андре.

— Позвольте мне помочь вашей памяти, графиня. Под письмом с просьбой об указе стоит ваша подпись, а на полях имеется приписка королевы.

Графиня молчала; ею все больше и больше овладевала лихорадочная отрешенность, словно уносящая ее за пределы действительности.

— Отвечайте же, сударыня, — сказал король, начинавший терять терпение.

— Это верно, — дрожащим голосом произнесла Андре, — это верно, я написала такое письмо, а ее величество королева сделала к нему приписку.

— В таком случае — спросил Людовик, — я хотел бы знать, какое преступление совершил человек, к которому вы просили применить столь строгие меры?

— Ваше величество, я не могу сказать вам, какое преступление он совершил, но ручаюсь вам, что преступление это очень тяжкое.

— И вы не можете мне открыть, в чем оно заключается?

— Нет, ваше величество.

— Не можете открыть этого королю?

— Нет. Я молю ваше величество простить меня, но я не могу этого сделать.

— В таком случае откройте это самому преступнику, сударыня, — сказал король, — если вы отказываете королю Людовику Шестнадцатому, то не сможете отказать доктору Жильберу.

— Доктору Жильберу! — вскричала Андре. — Великий Боже! Ваше величество, где он?

Король отошел в сторону, шторы раздвинулись, и из-за них показался доктор, почти такой же бледный, как Андре.

— Вот он, сударыня, — сказал король.

Увидев Жильбера, графиня покачнулась. Ноги ее подкосились. Казалось, она вот-вот лишится чувств; если бы не стоявшее позади нее кресло, на которое она оперлась, она непременно упала бы; с потухшими глазами, с безжизненным лицом, она напоминала Эвридику, в чье сердце проник змеиный яд.

— Сударыня, — повторил Жильбер, кланяясь со смиренным почтением, — позвольте мне повторить вопрос, заданный его величеством.

Губы Андре шевельнулись, но с уст ее не слетело ни единого звука.

— Чем я так прогневал вас, сударыня, что вы приказали заточить меня в эту страшную тюрьму?

Услышав звуки его голоса, Андре содрогнулась; казалось, сердце ее рвется пополам.

Затем вдруг она остановила на Жильбере ледяной, змеиный взгляд.

— Я не знаю вас, сударь, — проговорила она.

Однако, пока она произносила эти слова, Жильбер тоже не сводил с нее глаз, и таково было неодолимое бесстрашие его взгляда, что графиня потупилась и глаза ее погасли.

— Графиня, — сказал король с мягким упреком, — подумайте сами, как сильно злоупотребили вы вашей подписью. Перед вами господин, которого, по вашим же словам, вы не знаете; господин этот — многоопытный, ученый врач, ведь его вы не можете ни в чем упрекнуть…

Андре подняла голову и обожгла Жильбера взглядом, полным истинно королевского презрения.

Но доктор сохранял спокойную гордость.

— Так вот, — продолжал король, — не имея ничего против господина Жильбера, преследуя кого-то другого, вы покарали невинного. Графиня, это дурно.

— Ваше величество! — воскликнула Андре.

— О, я знаю, у вас доброе сердце, — перебил ее король, немало напуганный необходимостью огорчить фаворитку своей жены, — если бы вы стали кого-либо преследовать, то только по заслугам, но вы ведь понимаете, как важно, чтобы в будущем подобные недоразумения не повторялись.

Затем он обратился к Жильберу:

— Видите ли, доктор, в случившемся виноваты не столько люди, сколько времена. Мы родились в развращенный век и в нем же умрем, но мы, по крайней мере, постараемся подготовить для потомков лучшее будущее, в чем вы, доктор Жильбер, надеюсь, мне поможете.

И Людовик смолк, уверенный, что сказал довольно, чтобы угодить обеим сторонам.

Бедный король! Произнеси он подобную фразу в Национальном собрании, она была бы не только встречена рукоплесканиями, но и повторена назавтра во всех газетах, поддерживаемых двором.

В аудитории же, состоящей из двух заклятых врагов, миротворческая философия короля не снискала успеха.

— С позволения вашего величества, — сказал Жильбер, — я попросил бы вас, сударыня, повторить сказанное вами сейчас, а именно то, что вы со мной не знакомы.

— Графиня, — спросил король, — согласны вы исполнить просьбу доктора?

— Я не знакома с доктором Жильбером, — повторила Андре недрогнувшим голосом.