Анж Питу

Железный ураган оставил в толпе длинную кровавую борозду: десять или двенадцать убитых, пятнадцать или двадцать раненых — таковы были последствия этого первого залпа.

Бийо, к счастью, уцелел, и вот почему: соскользнув с крыши кордегардии на землю, он неожиданно столкнулся с Питу, неведомо как оказавшимся рядом с ним. У Питу были зоркие глаза опытного браконьера. Он увидел, как артиллеристы поджигают фитили, схватил Бийо за полу и живо оттащил назад. Угол стены защитил обоих от первого залпа.

С этой минуты стало ясно, что дело приняло серьезный оборот; шум стоял ужасающий, схватка шла не на жизнь, а на смерть; десять тысяч ружей разом открыли огонь по Бастилии, подвергая опасности не столько осаждаемых, сколько осаждающих. К ружейной пальбе прибавила свой голос пушка, доставленная на площадь французскими гвардейцами.

Страшный грохот опьяняет толпу; однако он начинает пугать осаждающих, которые, оценив свои силы, понимают, что их ружейному огню никогда не сравняться с оглушающим грохотом крепостных пушек.

Но и офицеры Бастилии, инстинктивно чувствуя, что их солдаты слабеют, сами хватают ружья и открывают огонь.

В эту минуту, среди грохота пушечных и ружейных залпов, среди воплей толпы, вновь бросающейся подбирать убитых, чьи раны становятся новым оружием, взывая к отмщению, в воротах первого двора появляется группа спокойных, безоружных буржуа; парламентеры движутся сквозь толпу под охраной одного лишь белого знамени, готовые пожертвовать своей жизнью.

Это депутация из ратуши: выборщики узнали, что в Бастилии идет сражение, и, желая предотвратить кровопролитие, они заставили Флесселя обратиться к коменданту крепости с новыми предложениями.

От имени города депутаты хотят предписать г-ну де Лонэ, чтобы он прекратил огонь и ради сохранения жизни граждан, гарнизона и своей собственной разместил в крепости сотню человек из городской гвардии.

Обо всем этом депутаты сообщают толпе. Народ, сам убоявшийся того дела, за которое взялся, народ, видящий, сколько раненых и убитых уже лежат на носилках, готов принять предложение депутатов: если де Лонэ согласится на полупоражение, толпа смирится с полупобедой.

При виде парламентеров защитники крепости, ведущие огонь во втором дворе, прекращают стрелять; они делают депутатам знак приблизиться, и те в самом деле приближаются, поскальзываясь в крови, перешагивая через трупы, помогая подняться раненым.

Благодаря им народ получает передышку. Убитых и раненых уносят, и во дворе остается лишь кровь, обагряющая его камни.

Защитники крепости больше не стреляют. Бийо выходит на площадь, чтобы уговорить осаждающих также прекратить стрельбу. В воротах он встречает Гоншона. Тот, безоружный, невозмутимо идет вперед, словно движимый некой потусторонней силой; кажется, ему не страшны ни пули, ни ядра.

— Ну, что там с депутацией? — спрашивает он у Бийо.

— Она вошла в крепость; прекратите огонь.

— Это бесполезно, — говорил Гоншон так уверенно, как будто Господь дозволил ему заглянуть в будущее. — Комендант не согласится.

— Все равно, мы должны уважать военные законы, раз мы стали солдатами.

— Согласен, — кивает Гоншон.

Подозвав двух парижан, которые, судя по всему, помогали ему управлять всей этой человеческой массой, Гоншон приказал:

— Ступайте, Эли и Юлен, и чтобы я не слышал ни единого выстрела.

По слову своего командира адъютанты нырнули в толпу, и вскоре гром выстрелов начал стихать, а затем вовсе умолк.

На площади наступила тишина. Народ воспользовался минутами покоя, чтобы позаботиться о раненых, число которых достигло тридцати пяти или даже сорока.

В тишине раздался бой часов: два удара. Наступление началось в полдень. Значит, сражение шло уже два часа.

Бийо вернулся на свой пост; Гоншон последовал за ним.

Он тревожно поглядывал на опускную решетку, не скрывая нетерпения.

— Что с тобой? — спросил его Бийо.

— Вот что: если через два часа мы не возьмем Бастилию, все пропало.

— Отчего же?

— Тогда что двор узнает, чем мы тут заняты, и пришлет сюда швейцарцев Безанваля и драгунов Ламбеска, так что мы окажемся между трех огней.

Бийо не мог не признать, что Гоншон совершенно прав.

Наконец в воротах показались депутаты. По их унылому виду было ясно, что они ничего не добились.

— Ну, что я говорил! — воскликнул Гоншон, сияя от радости. — Предсказанное свершится: эта проклятая крепость обречена.

Даже не расспросив ни о чем парламентеров, он выбежал из первого двора с криком:

— К оружию! К оружию, дети мои! Комендант не желает сдаваться!

В самом деле, не успел комендант прочесть письмо Флесселя, как лицо его просветлело, и, вместо того чтобы согласиться на сделанное ему предложение, он воскликнул:

— Поздно, господа парижане! Вы желали сражения, и вы его получили.

Парламентеры настаивали, перечисляли все беды, к которым может привести упорство де Лонэ. Но он не пожелал слушать никаких доводов и в заключение сказал парламентерам то же самое, что два часа назад услышал от него Бийо:

— Уходите, или я прикажу расстрелять вас.

И депутация удалилась.