Анж Питу

Комендант стоял на вершине одной из башен, пытаясь разглядеть, не идет ли обещанное подкрепление, когда вдруг его обволокли клубы дыма. Именно после этого он сбежал по лестнице вниз и приказал артиллеристам открыть огонь.

Отказ солдат инвалидной команды привел его в отчаяние. А увидев разбитую решетку, он понял, что все кончено.

Господин де Лонэ знал, что его ненавидят. Он сознавал, что ему не спастись. С самого начала сражения его не покидала мысль о том, чтобы погубить себя вместе с Бастилией.

Убедившись, что сопротивление бесполезно, он выхватывает из рук артиллериста фитиль и устремляется к пороховому погребу.

— Порох! — в ужасе восклицают разом два десятка голосов. — Порох! Порох!

Эти люди увидели фитиль в руках коменданта и угадали его намерение. Два солдата бросаются ему наперерез и приставляют штыки к его груди в тот самый момент, когда он открывает дверь.

— Вы можете убить меня, — говорит де Лонэ, — но, перед тем как испустить дух, я все-таки успею швырнуть этот фитиль в бочонок с порохом, и тогда вы взлетите на воздух все вместе — и осаждающие и осаждаемые.

Солдаты уступают. Штыки по-прежнему приставлены к груди де Лонэ, но команды отдает он, ибо все понимают, что их жизнь в его руках. Все словно оцепенели. Наступающие замечают, что происходит нечто странное. Они устремляют взгляды в глубь двора и видят коменданта, готового погубить и себя, и всех кругом.

— Послушайте, — говорит де Лонэ, — вы видите, что в моей власти погубить вас всех; предупреждаю: если хотя бы один из вас войдет в этот двор, я подожгу порох.

Тем, кто слышат эти слова, кажется, что земля дрогнула у них под ногами.

— Чего вы хотите? Чего вы требуете? — кричат несколько человек, и в их голосах слышен ужас.

— Я хочу почетной капитуляции.

Однако осаждающие не верят словам де Лонэ, продиктованным отчаянием; они хотят во что бы то ни стало войти в крепость. Возглавляет их ряды Бийо. Внезапно он вздрагивает и бледнеет; он вспоминает, зачем пришел к стенам Бастилии.

— Стойте! — кричит Бийо, бросаясь к Эли и Юлену. — Заклинаю вас именем пленников, стойте!

И эти люди, готовые пожертвовать своей жизнью ради победы, отступают, в свой черед бледнея и трепеща.

— Чего вы хотите? — вновь задают они коменданту вопрос, который ему уже задавали солдаты гарнизона.

— Я хочу, чтобы все покинули территорию Бастилии, — отвечает де Лонэ. — Я не буду вести никаких переговоров до тех пор, пока в крепости останется хотя бы один посторонний.

— Однако, — возражает Бийо, — в наше отсутствие вы сможете привести здесь все в боевой порядок.

— Если мы не договоримся о капитуляции, мы вернемся туда, где находимся теперь: я — к этим воротам, вы — к тем.

— Вы даете слово?

— Слово дворянина.

Некоторые осаждающие недоверчиво покачали головами.

— Слово дворянина! — повторил де Лонэ. — Здесь есть люди, не верящие слову дворянина?

— Нет, нет, мы верим! — ответили пять сотен голосов.

— Пусть мне принесут бумагу, перо и чернила.

Приказ коменданта был исполнен мгновенно.

— Хорошо, — сказал де Лонэ; затем обратился к своим противникам:

— А вы все ступайте прочь.

Бийо, Юлен и Эли подали пример и вышли первыми.

Остальные последовали за ними.

Де Лонэ отложил фитиль и, положив бумагу на колено, начал набрасывать условия капитуляции.

Солдаты инвалидной команды и швейцарцы, понимая, что решается их судьба, молча, с почтительным страхом следили за ним.

Прежде чем положить перо, де Лонэ оглянулся. Дворы были пусты.

Тем временем снаружи мгновенно узнали обо всем, что произошло внутри.

Как и предсказывал г-н де Лом, толпа на площади росла как из-под земли. Бастилию окружало уже сто тысяч человек.

Тут были не только рабочие, но и граждане всех сословий, не только мужчины, но и дети и старики.

И каждый был вооружен, каждый что-то кричал.

Повсюду мелькали заплаканные, растрепанные женщины, заламывающие руки в отчаянии и проклинающие каменную громаду.

Это были матери, у которых Бастилия только что отняла сыновей, жены, у которых Бастилия только что отняла мужей.

Между тем уже несколько минут Бастилия не грохотала, не изрыгала пламени и дыма. Бастилия погасла. Бастилия стала нема как могила.

Нечего было и пытаться сосчитать следы пуль, избороздившие ее стены. Каждый постарался принять участие в наступлении на это гранитное чудовище — зримое воплощение тирании.

Поэтому, когда в толпе узнали, что страшная Бастилия вот-вот капитулирует, что комендант обещал сдать ее народу, никто не смог в это поверить.

Охваченная сомнениями, в молчании, толпа ждала развязки, когда вдруг в одной из амбразур показалась шпага, на конце которой белел лист бумаги.

Однако между этим письмом и толпами наступающих пролегал ров — широкий, глубокий, наполненный водой.

Бийо потребовал доску: три были испробованы, но оказались слишком коротки. Четвертая подошла.

Бийо перекинул ее через ров и, ни секунды не поколебавшись, двинулся вперед по этому шаткому мосту.

Толпа молча следит за ним; все глаза устремлены на этого смельчака, делающего шаг за шагом над бездной, напоминающей воды Коцита. Питу, дрожа, усаживается на самом краю рва и прячет голову в колени.