Анж Питу

— Не знаю, как ответить, чтобы снова не обидеть ваше величество.

Королева вновь почувствовала себя хозяйкой положения и набросилась на Жильбера, как львица на добычу.

— Обидеть меня, меня! Вы — обидеть меня, вы! — вскричала она. — О сударь, что вы такое говорите? Вы! Обидеть королеву! Клянусь вам, вы заблуждаетесь. Ах, господин доктор Жильбер, французскому языку вас учили хуже, чем медицине. Особ моего ранга невозможно обидеть, господин доктор Жильбер, им можно наскучить, только и всего.

Жильбер поклонился и шагнул к дверям, но королева не смогла разглядеть в его лице ни малейшего следа гнева, ни малейшего признака досады.

Королева, напротив того, притопывала ногой от ярости; она рванулась вслед за Жильбером, словно для того чтобы удержать его.

Он понял.

— Прошу прощения, ваше величество, — сказал он, — вы правы, я совершил непростительную оплошность, забыв, что я врач и меня позвали к больной. Извините меня, государыня; впредь я все время буду об этом помнить.

И он стал размышлять вслух:

— Ваше величество, как мне кажется, находится на грани нервного припадка. Осмелюсь просить ваше величество взять себя в руки, иначе будет поздно и вы уже не сможете совладать с собой. Сейчас ваш пульс бьется неровно, кровь приливает к сердцу: вашему величеству дурно, ваше величество задыхается; быть может, следовало бы позвать кого-нибудь из придворных дам.

Королева прошлась по комнате, затем снова села и спросила:

— Вас зовут Жильбер?

— Да, ваше величество, Жильбер.

— Странно! У меня сохранилось одно воспоминание времен моей юности; если я вам о нем расскажу, вас, верно, удивит и сильно обидит, что я об этом помню. Впрочем, не страшно! Вы легко исцелитесь от обиды, ведь ваша философская образованность не уступает медицинской.

И королева иронически улыбнулась.

— Хорошо, ваше величество, — сказал Жильбер, — улыбайтесь и смиряйте понемногу ваше нервы насмешкой; одно из самых прекрасных достоинств умной воли — умение управлять собой. Смиряйте, государыня, смиряйте, но только не через силу.

Это врачебное предписание было сделано с таким подкупающим добродушием, что королева, несмотря на заключенную в нем глубокую иронию, не смогла оскорбиться.

Она только возобновила атаку, начав с того места, где остановилась.

— Вот что я вспоминаю…

Жильбер поклонился в знак того, что слушает.

Королева сделала над собой усилие и устремила на него взгляд.

— В ту пору я была супругой дофина и жила в Трианоне. В саду копошился мальчик, весь черный, перепачканный в земле, угрюмый, словно маленький Жан Жак Руссо; он полол, копал, обирал гусениц своими маленькими цепкими лапками. Звали его Жильбером.

— Это был я, ваше величество, — невозмутимо сказал Жильбер.

— Вы? — переспросила Мария Антуанетта с ненавистью. — Так я не ошиблась! Значит, никакой вы не ученый!

— Я полагаю, что если у вашего величества такая хорошая память, то ваше величество вспомнит также, когда это было, — сказал Жильбер, — если я не ошибаюсь, мальчик-садовник, о котором говорит ваше величество, рылся в земле, чтобы заработать себе на пропитание, в тысяча семьсот семьдесят втором году. Сейчас тысяча семьсот восемьдесят девятый год; так что с той поры, о которой говорит ваше величество, прошло семнадцать лет. В наше время это большой срок. Это гораздо дольше, чем надо, чтобы сделать из дикаря ученого человека; душа и ум в некоторых условиях развиваются быстро, как растения и цветы в теплице. Революции, ваше величество, теплицы для ума. Ваше величество смотрит на меня и при всем своем здравомыслии не замечает, что шестнадцатилетний мальчишка превратился в тридцатитрехлетнего мужчину; так что напрасно ваше величество удивляется, что маленький простодушный невежда Жильбер благодаря дуновению двух революций стал ученым и философом.

— Невежда, может быть, но простодушный?.. Вы сказали «простодушный», — в гневе вскричала королева. — Мне послышалось, что вы назвали маленького Жильбера простодушным?

— Если я ошибся, ваше величество, и похвалил этого мальчика за достоинство, каким он не обладал, то я не знаю, откуда вашему величеству лучше меня известно, что он обладал недостатком, этому достоинству противоположным.

— О, это другое дело, — сказала королева, помрачнев, — может, мы когда-нибудь об этом поговорим; а пока давайте вернемся к мужчине, к человеку ученому, к человеку более совершенному, к воплощенному совершенству — к тому, кто сейчас передо мной.

Жильбер пропустил слово «совершенство» мимо ушей. Он слишком хорошо понимал, что это было новое оскорбление.

— Извольте, государыня, — просто ответил Жильбер, — и объясните, зачем ваше величество приказали ему явиться?

— Вы предлагаете свои услуги в качестве королевского медика, — сказала она. — Но вы понимаете, сударь, что меня слишком заботит здоровье моего супруга, чтобы доверить его малоизвестному человеку.