Антракт

Мы начали совместную жизнь. В суете адаптации к гражданской жизни, прописок, устраиваний на работу и ремонта квартиры я долго не могла понять, что же ушло из нашей жизни и чего мы лишились в наших отношениях. После нескольких звонков с Камчатки и долгих разговоров по телефону с особой женского пола Иван признался, что он снова женат, но понарошку, потому что той женщине, его фиктивной жене, негде было жить, и она так несчастна, что он из жалости решил подарить ей квартиру, из которой сам почему-то не выписался. И опять я старалась найти в его поступках не измену, а широту души и благородство. Мне казалось, что те его поступки никак не повлияют на наши отношения: там жизнь улицы, а мы-то родные на уровне душ, а это непредаваемо! Только никому: ни самой близкой подруге, ни маме, я не говорила о новых обстоятельствах нашей совместной жизни.

Я сформировала отношение к этому событию: это еще одно испытание, через которое мы вместе должны пройти. Но проходили мы его поодиночке…

Свадьба без жениха и невесты

Мои друзья, ставшие нашими общими друзьями, не раз задавали вопрос: когда свадьба, ребята?

Наконец, мы закончили затянувшийся ремонт. Очень хорошо помню тот счастливый солнечный апрельский день: в чистые окна светит солнце в ореоле цветущих садов, в квартире идеальнейшие чистота и порядок, наведенные нашими руками – флотский порядок. Мама, я и Иван накрываем красивый стол и пьем шампанское за то, чтобы наша жизнь в этом доме была долгой и счастливой, чтобы все были здоровы и чтобы наши стены услышали детские голоса. В такие минуты мне казалось, что не висит над нами фантом камчатской тайны.

А таких минут было много: по утрам мы бегали на озеро – место разминки физкультурников нашего города, делали зарядку, купались. К нам часто приходили друзья, и мы подолгу засиживались, слушая и напевая песни под аккомпанемент гитары Ивана.

Запомнилось мне несколько идиллических сцен.

Был весенний субботний день, когда общие дежурные дела сделаны, приготовлен и съеден обед, и каждый в своем пространстве занимается любимым делом. Иван в саду в маленькой сараюшке оборудовал себе настоящую мастерскую по починке всего. В идеальном флотском порядке у него там разместились все мужские цацки, и даже виндсерфер в разобранном виде.

Вдруг раздается звонок в открытую дверь, и на пороге стоит Иван, закрывая рукой лоб, а из-под руки течет кровь. Он виновато мне говорит «Только не волнуйся», и это последние слова, которые я слышу. Когда я пришла в себя, Иван сидел рядом со мной, держал меня за руку и не разрешал вставать. Рана на его лбу оказалась абсолютно пустяшной, и даже синяка не осталась. А я лишилась сил из-за сильного испуга. «Давай я тебе почитаю своего любимого Нагибина» – предложил он мне. И я лежала, то проваливаясь куда-то, то возвращаясь, и наслаждалась звуком голоса моего любимого и его трогательной заботой обо мне. И ничего больше мне не надо было для счастья и покоя.

Долго я носила платье, которое мы шили вместе. Причем, он так серьезно и по-мужски относился к процессу раскроя и шитья, что смешил меня этим до колик. Надо отдать ему должное: за что бы он ни взялся, все у него получалось. Если не получалось легко, то все равно получалось, и всегда хорошо.

Итак, мы наметили день «свадьбы». У меня было одно условие: не называть нас женихом и невестой. Народ это смешило, но не удивляло: слишком непростая история предшествовала этому событию. Но только мы вдвоем знали истинную причину этого ограничения: жених-то уже женат…

Вечер удался на славу: был красивый стол, красивые и любящие люди вокруг…Я отгоняла от себя мысль, но она навязчиво витала возле меня: мы празднуем расставание. Все отчетливей я видела отчуждение Ивана. Причем, демонстрировал он его недвусмысленно. Мой давний друг-подружка подошел, обнял меня и шутливо сказал: «Ольга, можно я тебя поцелую? Почему-то жених твой сегодня чаще обнимает гитару». Слезы едва не брызнули из моих глаз, потому что так одиноко, как на этой «свадьбе», я себя не чувствовала никогда, и мои близкие прекрасно видели и понимали, что есть какие-то сложности между нами. Именно тогда до меня стало доходить, что мы – два человека, идущие разными дорогами. Причем, на свою дорогу меня никто и не собирается приглашать, а уж, тем более, помогать мне идти по моей…

Вскоре начался мучительный период разъезда с отдиранием со стен колонок, прикрепленных «на века» большими гвоздями, сбором чемоданов и картин и возвратом за ненадобностью моих писем – свидетельства нашего красивого романа: им не было места в будущей жизни моего бывшего возлюбленного.

Время от времени на меня нападали приступы немотивированного смеха, что вызывало испуг моей мамы: не помутился ли рассудок у дочери? Бог пожалел меня, и я осталась в своем уме. Но как дальше жить – не знала.

Усугубляло ситуацию признания Ивана, что он всю жизнь любил, любит и будет любить только меня. «А зачем тогда все разрушать?» – кричала я ему в отчаянии. «Потому что по-другому не могу» – был мне ответ.