Говорят, кошки умеют во время полета собираться, но тут высота была такая, что вообще было непонятно, как он не расшибся до смерти. Антошка принимала активное участие в его спасении, поэтому, когда Котовский упал в траву без признаков жизни, она привела его в чувство и по всем правилам наложила шины на сломанные лапы. Через месяц Котовский совершенно оправился и даже забыл, кто его спас, но сама Антошка не забыла.
Сидя дома, она поневоле пристрастилась к телевизору. Передачи про спорт она смотреть опасалась, чтобы не растравлять еще не зажившую душевную рану, но с нетерпением ждала начала «В мире животных» и «Клуба кинопутешествий». Мало-помалу горечь от постигшей ее неудачи начала смягчаться, и внутри вновь зазвучала тихая музыка мечты. Антошка училась в седьмом классе. Вместо ботаники они изучали теперь зоологию, которая ей еще больше нравилась. Динозавры, птеродактили, мамонты и саблезубые тигры, на смену которым пришли человекообразные, потрясали ее воображение. Слово «эволюция» казалось прекрасным и таинственным. Чуть ли не каждую неделю Антошка ходила в библиотеку, выискивая там книги про животных и путешествия, а засыпая, мечтала, что вместе с Юрием Сенкевичем и Николаем Дроздовым поедет в кругосветное путешествие, чтобы привезти в Московский зоопарк разных экзотических животных. При этом она хорошо понимала, что для того, чтобы из всех желающих поехать в это путешествие выбрали именно ее, она должна учиться, учиться и еще раз учиться. Сейчас эта фраза уже не казалась ей такой безумной. Что же касается «жизни как единства и борьбы противоположностей», то здесь у нее появились кое-какие сомнения, потому что жизнь, теперь она уже это точно знала, была намного сложнее и интереснее.
Уроки труда
1
Сказать, что Антошка любила школу, было нельзя. От всех этих контрошек, политинформаций, сменной обуви и математики просто выть хотелось. Но некоторые уроки ей нравились – зоология, география, история, не говоря про пение, физкультуру и труд, которые она вообще за уроки не считала.
Физкультурник, Сергей Викторович, был фанатом свежего воздуха, поэтому почти все уроки проводил на стадионе или в лесу, а туда пока дойдешь да переоденешься – считай, день прошел. На пении было довольно весело, но жалко Инну Станиславовну, которая, покраснев, как первоклассница, умоляла: «Мальчики, ну не кричите, пожалуйста». Непонятно было, откуда такие вообще берутся? Под мышкой у мамы, что ли, всю жизнь просидела. Взяла бы, как историчка Тамара Ивановна, линейку, съездила бы одному-другому промеж глаз, враз бы успокоились. А так, девчонки еще попискивают: «Школьные годы чудесные», а пацаны беснуются, прямо из кожи вон лезут.
В шестом классе было еще туда-сюда, но в седьмом началось настоящее «классовое расслоение». Девчонки вдруг стали похожи на взрослых тетенек, а пацаны так и остались маленькими, щуплыми и нахальными. На переменах они если не душили друг друга и не дубасили головой о батарею, то, как махновцы, охотились на девчонок, норовя какой-нибудь зазевавшейся задрать подол или сделать подножку, чтобы, когда она шлепнется и кинется прикрывать оголившиеся ляжки, крикнуть: «У вас упало» и заржать дурными голосами. Уж сколько их колошматили, они все не унимались.
Весь год шла «классовая борьба». Только на уроках труда друг от друга и отдыхали. Первую половину учебного года девчонки изучали кулинарию, а после зимних каникул шитье и вышивание. Мальчишки же весь год возились с какими-то железками и девчонкам страшно завидовали. Так по крайней мере Антошке казалось, потому что из слесарки они возвращались грязные, оголодавшие и, вместо того чтобы попросить по-хорошему, набрасывались на их припасы с криком: «Где тут у вас пирожки с котятами!»
Антошка давно заметила, что учителя бывают похожи на свои предметы. У девчонок уроки труда вела Татьяна Петровна Кисина, вылитая вышитая думочка, вся в ямочках, складочках, очках и кудряшках, а с мальчишками маялся бывший слесарь с железной дороги, однорукий Пал Палыч Суков – жесткий, худой, весь пропахший табачищем и машинным маслом. Как говорится, нарочно не придумаешь.
Казалось, так и будет, но в восьмом классе их вдруг объединили, заменив уроки труда профобучением, или попросту «ткачеством». Все, конечно, прямо взвились от досады. Во второй школе восьмиклассников учили радиоэлектронике, в третьей вождению, дулевских определили на фарфоровый завод тарелки расписывать, гагаринских торговать в универмаге галантереей и игрушками, но поскольку над их школой шефствовал текстильный комбинат, то их и пристегнули к нему, причем не только тех, кому о девятом классе даже думать было заказано (тем-то, понятное дело, прямая дорожка была если не в колонию для малолетних, то на фабрику), но и всех остальных, даже будущих медалистов.