Антивыборы 2012

В ходе полемики между славянофилами и западниками в 1840–1860 в России французский вариант «нации как политического сообщества», базирующегося на либерально-демократических ценностях и институтах был отвергнут правящим классом. Прежде всего, потому, что всех перепугал заговор декабристов, которые по образцу якобинцев всерьез собирались вырезать не только царскую семью, но и всю русскую аристократию. Вольтера в Зимнем дворце больше не читали. Царствующий дом Романовых последовательно поддерживал идею патерналистского «просвещенного» государства, опирающегося на централизованную бюрократию, и консолидированного на основе единой культуры, общности языка и религии. Именно этой главной цели — обеспечению лояльности в отношении власти и церкви — была подчинена и система образования, характер которого был определен в известной формуле министра образования графа С.С. Уварова «самодержавие, православие и народность». «Русская идея» таким образом, внедрялась в народное сознание как идея поистине всеобъемлющая — национальная, культурная, историческая и государственная, что в значительной степени способствовало стабилизации общества. В государственном плане это обернулось тем, что структуры гражданского общества в России оставались слабыми и были зависимы от власти, сословные институты блокировали развитие представительских учреждений, а централизованная патерналистская бюрократия, фактически сосредоточила в своих руках всю полноту власти. Такая парадигма развития стала определяющей для России на многие годы вперед, и с этим ничего не могли поделать ни российские революции, ни контрреволюции. «Поэтому любая попытка идеологизации, каждая версия национальной идеологии, — делает Л.Гудков в своей работе о русской идентичности вывод, в справедливости которого мы еще не раз убедимся, — непременно, как на само собой разумеющемся основании, строилась на идее органического целого — неразрывном соединении империи, нации и управляющих структур исполнительной власти. Не репрезентация социальных групп, их интересов или представлений (символических ресурсов — культуры, ценностей), а сохранение и усиление мощи и авторитета всего государственного целого, расширение его масштабов и сферы влияния мыслились российской элитой как главные задачи национальной политики. Таким образом, «национальное» начинало мыслиться лишь как этноконфессиональная общность подданных великой державы, империи, символизируемая собственными (в противовес «европейским») репрезентативными фигурами царей, полководцев, великих ученых и писателей, значимых не самих по себе, т. е. не собственной творческой субъективностью, а исключительно в качестве иллюстрации величия и мощи всего целого, как аргумент самодостаточности России в ее постоянных усилиях сопоставления с символическим фокусом мира — «Европой». В этом смысле «Европа» представляла собой внутреннюю инстанцию самоотождествления, конфигурацию представлений «о себе» глазами авторитетного и значимого «Другого». Формирующаяся национальная культура мыслилась не как совокупность уже имеющихся достижений, сколько как «почва» будущего величия державы, своего рода манифестация или залог будущего признания другими «народами». (Этот же подход к национальному величию России, дополню я наблюдение Л. Гудкова, приняли и Путин, и Медведев, всячески подчеркивая в ее истории элемент преемственности при переходе от одного социального строя к другому, что приводило к потерям российской территории, но никогда — к потере русской идентичности. — В.Б. ).

Своего пика дискуссии подобного рода достигли на исходе XIX — в начале ХХ века, обозначив вместе с тем и конец фазы формирования идеологии имперской «национальной культуры», начало интенсивных процессов массовизации, распад традиционно-сословного целого и утверждения институтов собственно гражданского общества. Сам спектр высказываемых при этом мнений был не слишком широким. Основные позиции сводились к утверждениям типа: «У России свой собственный, особый путь развития», которые сопровождались либо антизападными декларациями, либо полярными им высказываниями о России как «мертвой» в цивилизационном отношении стране, авторитарные и «общинные» традиции которой препятствуют формированию современных институтов рыночной экономики и представительской демократии».

На трех китах

Русская идея, хотя некоторые исследователи и датируют ее зарождение дохристианским периодом, самым тесным образом связана с православием и той религиозной составляющей русской культуры, которая придает ей характер мистический и провиденциальный. При всей условности термина «русская идея», само по себе это понятие, так или иначе, держится на «трех китах». Вот как их представляют себе ее идеологи.