Антикварщики

Иногда закрадывались в голову отца Никодима крамольные мысли – а не отвернулся ли Бог от земли нашей? Да, конечно, избранным насылаются испытания. Да и за грехи прошлые платить надо. За годы неверия. За кровь, что долго лилась. Но разве всегда страдания очищают? Разве не толкают они порой еще не окрепшие души на новые грехи? А ведь за них тоже платить детям придется – и не будет этому конца?.. Но богохульные домыслы гнал он от себя. Неисповедимы пути господни. Верил отец Никодим, что вернется на землю нашу благодать, хоть и не доживет он до этого часа. Ведь темнее и тяжелее ночь перед рассветом.

Многое хранила его память. Сколько потерь, сколько страданий. Деда его – священника – тогда, в восемнадцатом году, погрузили вместе с братьями во Христе на баржу и потопили в Волге. Одного из дядьев расстреляли в Одесской чрезвычайке. Другой был красноармейцем, попал в плен к полякам и вместе с тысячами русских был нещадно замучен. Сколько родных людей потом еще пришлось потерять! Кто с войны не вернулся, кто в лагерях сгинул. Кто позже от болезней умер. Никого почти не осталось. Весь век нещадно гуляла смерть по Руси.

В сорок седьмом, едва сан принял, забрали Никодима. Следователи говорили, он готовил покушение на товарища Калинина. К церкви власть тогда гораздо терпимее стала, перестали так притеснять, храмы рушить, как после революции, и баржами священников топить. Но всех сажали – сажали и их. Не повезло.

Странное время было. Не согласен отец Никодим, когда все эти годы черной краской мажут. Но и светлыми их тоже не назовешь. И злодейств было немерено, но и подвигов не меньше. И безверие души иссушило, но и вера в ней жила, любовь к России. И падения были, но и взлетов немало.

Много пришлось насмотреться в колымских заснеженных просторах. Помнит Никодим, как в лагерь прибыл, где блатные беспредельничали. Как «попа в карты проиграли» – запороть его ночью должны были. Как спас его тогда вор в законе. Кличка у него была не по младым годам – Седой.

Пережил отец Никодим лагеря. Вышел. Получил приход в Тульской области. Потом в Московской. Привык, что раз в год-два Седой приезжает погостить. Изливает душу. Просит отмолить грехи. А грехов у него накопилось, ох, немало. Кому другому не на одну жизнь хватило бы.

Сколько времени отец Никодим провел в молитвах, чтобы образумил Господь его, наставил на путь добродетели. Ведь не потерянная душа, не совсем во тьму упавшая, есть в ней стремление к лучшему. Но если бы Господь наставлял потерянные души! Бог и дьявол борются в каждом человеке. Он дал право человеку самому выбирать.

Долгими вечерами Седой горько сетовал на неправду в жизни своей, чуть ли не с сумой по свету обещал пойти. Но утро смывало солнечным светом ночные сомнения и страхи. И снова он становился тем, кем был, – полным сил и вожделений игроком в игры с лукавым.

Отец Никодим знал, что старый вор обворовывает людей и церкви. Разницы батюшка особой не видел – что человека обворовать, что церковь – одинаково богопротивно. И помогал нести Никодим Седому груз грехов своих, ничего не в силах изменить. Не в милицию же идти с доносом – такое даже вообразить негоже, не то что сотворить. Как ни пытался, сколько слов ни говорил, как ни стыдил, но ни остановить, ни отвратить от лихого промысла Седого он так и не смог.

Странные были отношения между вором и священником. Не сказать что друзья близкие, но крепкими нитями повязаны были они.

В последний раз Седой приезжал два года назад.

– Больше, наверное, не увидимся, – сказал он. – Чувствую, близок конец.

– Не говори так, – недовольно произнес отец Никодим. – Только Богу часы наши известны.

– Иногда не только… Знаю, неправильно все сложилось. Да, переменить бы все. Перекроить.

– Покаешься, остаток жизни на замаливание грехов употребишь – глядишь, и простит Господь. Он милосерден, а к покаявшимся особо.

– Покаяться? – Седой улыбнулся грустно. – А нужно? Ведь доведись мне заново зажить, все так же сделал бы. Я себя знаю, Никодим. Не могу иначе, – он вытащил толстую пачку денег. – На, напоследок. На храм.

– Деньги небось нечестные.

– Ну и что? Вспомни, на Руси всегда разбойники церквям жертвовали. Не можешь ты в этой просьбе отказать. Да и храму ремонт нужен.

Не лежала у отца Никодима душа к этим деньгам, но взял. Действительно, пришлись они очень кстати – хватило церковь подновить.

– Просьба у меня к тебе. Последняя. Вот, – Седой вынул из потертого портфеля пластмассовую коробку. – Сохрани. Придет кто, скажет, что от меня, – отдай.

– Как скажешь.

– А может, и никто не придет. Как карты упадут, – усмехнулся Седой…